Татьяна 100 Рожева - Медленнее, ниже, нежнее… (сборник)

– В прошлом? – нетрезво хмурится Николай. – Купил бы завод, когда он стоил два ляма, а сейчас уже всё, не подступишься. Такие цены ломят!

– Женился бы на Таньке Ельциной! Мы в параллельных классах с ней учились, она мне глазки строила! Кто ж знал! – хихикает Роман.

– Свалил бы нахрен из этой страны! Но в другой таких бабок не сделать, и так их не просрать, так что гуляем здесь! – машет руками Михаил, садясь мимо стула под общий хохот.

Камера крупно берет лицо Артёма, с которого медленно сползает улыбка небывалой ширины и обаяния…

– Матрос, айда корабли пускать! – крикнул Витька Прокопенко, когда вывалили из школы.

– Я на деньги играть не буду! – предупредил Ваня Матросов.

– Не, на просто так!

– Ну, пошли, – согласился Ваня.

Слепящее весеннее солнце резвилось в вымытых окнах, бутылочных осколках и ручьях. Тот, что за школой, отлично подходил для регаты. Мощный, с шеверами и завалами, он катил свои талые воды до самого перекрёстка, где с шумом впадал в сточную решетку.

Витька достал дневник и выдрал из него лист.

– Зачем из дневника-то? – спросил Ваня.

– А, там параша, ещё мать увидит, орать будет. Пусть плывёт, – хмыкнул Витька.

Ваня порылся в портфеле, вытащил материн журнал по вязанию, который каждый месяц забирал с почты. На обложке улыбалась темноволосая девушка в вязаном свитере. У нее были необыкновенно белые зубы и красивые глаза. Ваня засмотрелся.

– Ты чего, Матрос, влюбился что ли? – скривился Витька.

– Не, – смутился друг, – думаю, как сделать.

– А мать не заругает?

– Она такой уже вязала. – Ваня аккуратно оторвал обложку от журнала и сложил из нее корабль.

Мальчишки спустили свои судна на воду, и побежали вдоль ручья.

– Твой застрял! – радостно закричал Витька. – А помогать нельзя! Помогать нельзя!

Ванин корабль боролся с завалом. «Вязаную» корму трепало течением, а нос с белоснежной улыбкой уткнуло в кучу веток. Корабль словно вгрызался в них. Разлинованный Витькин крейсер успешно преодолевал сложности весенней навигации.

– Я на просто так играть не буду! – заявил Витька. – Давай на щелбан!

– Так не честно, – серьёзно сказал Ваня.

– Все честно! Щелбан это не деньги!

– Матросов! Прокопенко! Вы дневники сдали? – крикнула с тротуара их классная, Валентина Архиповна, блеснув на солнце очками, серёжками, заколкой и еще чем-то продолговатым под мощным подбородком.

– Я сдал, – ответил Ваня.

– Я сёдня дома забыл, Валентинархипна! – сказал Витька.

– Дома забыл? – потрясла классная подбородком, и на ней снова всё заблестело. – А лодка из чего? Вон та!

– Это не наши, Валентина Архиповна! Мы просто играем! – соврал Ваня, зная, что ему поверят.

– Я, честно, завтра принесу! – подыграл Витька.

– Только завтра – принеси! – строго сказал Ваня, подождав, пока классная пройдет.

Пока разговаривали, Ванин корабль развернуло течением и он, обогнав Витькин парашеносец, продолжил маршрут вперед «вязаной» кормой, белозубо улыбаясь вслед проигравшему.

– Я пошутил про щелбан, – сказал Витька.

– Я так и понял, – улыбнулся Ваня.

Слепящее солнце прицельно било по глазам, отражаясь в металлических частях корабля. Офицер Матросов нес вахту на ВПК «Прямолинейный», привычно наблюдая в оптику линию склейки неба и моря – горизонт.

Американец засветился серебряным крестом в небе с той же стороны, что и в прошлый раз. «Твою ж мать!» – ругнулся Иван и взял его в прицел. Знакомая картина повторялась с точностью до секунд. Американский самолёт приближался, мгновенно увеличиваясь в размерах, и держа курс точно на их корабль. Потом заложил вираж влево, блеснув на солнце стеклом кабины пилота, и направив её прямо на Матросова, в лобовую. Иван видел самодовольную американскую рожу с классической зубастой улыбкой. Самолёт несколько раз с рёвом спикировал на корабль, чуть не задевая мачту и тыча в лицо американским флагом, и снова ушёл в небо. У Ивана свело сжатые кулаки, но реагировать по-другому он не имел права. Это провокация, американцы дразнят, фиксируют на видео, проверяют нашу боевую готовность. Нагло, с уверенностью в собственной безнаказанности. Испытание для нервов непростое. Иван вытер взмокший лоб. Рёв американских моторов стоял в ушах. На БПК, большом противолодочном корабле, позади носовой башни находится реактивная бомбометная установка – РБУ. Залп у неё, как у Катюши, только мощнее. А он должен спокойно наблюдать, как американцы наглеют на глазах. Но система может быть приведена в действие только в случае «готовности № 1» – «по приказу командования в случае вооружённого конфликта или других угрожающих действий со стороны вероятного противника». Во всех прочих случаях он обязан сохранять спокойствие.

«Сохраняем, блин, спокойствие» – вслух сказал Иван, возвращаясь к наблюдению линии склейки неба и моря.

Вечером команда расслаблялась. Пили. О сегодняшнем «налёте» не говорили. Чего говорить? Все понимают, что сделать ничего нельзя. Но напряжение висело в воздухе. Не выдержал Василии, самый старый в команде. Прищурившись, он ленинским жестом обратился к Ивану:

– Вот ты, Матросов! Молодой, всё понимаю, но вот ты знаешь, кто прославил твою фамилию? Слыхал о подвиге тёзки твоего, Александра Матросова?

– Нет, – ответил Иван. – А что он сделал?

– Ээх, стыдоба-то какая! Офицер! Как же ты служить-то собрался, Родину защищать, если о тех героях, которые жизнь за неё отдали, понятия не имеешь! Что, уже в школе об этом не рассказывают?

– Мне не рассказали, – ответил Иван.

– Отменили, значит, патриотизм… – горестно вздохнул Василич, – всё, к чертям собачьим, отменили! Патриотизм, любовь к Родине, честь, совесть, доблесть! Давай, отменяй, зачем это все молодежи-то! Знай себе, жуй!

– Виноват, Василич, – сказал Иван, – ты напомни, в чём там дело, может, знал, да забыл.

– Знал, да забыл! – передразнил Василич. – Всё у вас так! Иваны, не помнящие родства! Гнилое поколение! – он посмотрел в торец шкафа и процитировал: «Я видел, как умирали мои товарищи. А сегодня комбат рассказал случай, как погиб один генерал, погиб, стоя лицом на запад. Я люблю жизнь, хочу жить, но фронт такая штука, что вот живёшь-живёшь, и вдруг пуля или осколок ставят точку в конце твоей жизни. Но если мне суждено погибнуть, я хотел бы умереть так, как этот наш генерал: в бою и лицом на запад». Это его слова, тёзки твоего, Матросова. Он их в письме девушке написал. А дело там в чем? В бою за деревню Чернушки комсомолец Матросовзакрыл амбразуру дзота своим телом, чем обеспечил продвижение наших бойцов вперед. Вот в чём! И не знать этого офицеру… не позволительно! – подобрал слово Василич и надул щёки.