Татьяна 100 Рожева - Медленнее, ниже, нежнее… (сборник)

– А почему ты живешь в Иерусалиме? Он далеко от моря. А как же поплавать после работы? – возвращается она к нейтральной теме.

– Мне и в джакузи неплохо.

– Разве сравнится булькающее корыто с морем?

– Я не люблю море.

– А что ты любишь?

– Снег, – неожиданно отвечает он.

– Снег? В Иерусалиме есть снег?

– Нет. Снег рядом, в Австрии. Два часа лёта. Это не проблема.

– А почему все-таки Израиль?

– После Португалии отец работал представителем ООН в Израиле. Я служил в Израильской армии. И после Академии мне сразу предложили хорошее место. Я люблю эту страну. Я не еврей, но это страна, которая дала мне всё!

Он говорит так, словно его снимает Израильское телевиденье. А ей так хочется услышать своего Рона…

– Ты счастлив, Рон? – тихо спрашивает она.

– Пожалуй, да. Иногда жалею, что пошёл в медицину.

– Почему?

– Знаешь, что это такое – во время операции получить прямую линию на мониторе, а больному двадцать лет! – с болью говорит врач.

– Но если ты сделал всё, что было возможно? Ты же не бог. Не бери на себя не своё! Слышал сто раз, наверно, но это же так.

– Слышал. Знаю. Но сердце всё равно болит.

– У меня вот тоже стало болеть сердце, – хватается она за грудь и новую тему. – Таблетки даже ношу с собой. А сегодня не взяла. Выскочила из дому за чаем на пять минут…

– Сердце надо беречь… – произносит Рон.

– Рон, – она снова дотрагивается до его плеча, – я хочу тебя…пригласить в гости. Это совсем рядом. У меня красивый дом и я одна… Угощу тебя чаем…

Он молча отводит взгляд, куда-то в расширенное зазеркальное пространство.

– Между прочим, у меня лучший сад в городе! – она гладит его рукав, спускаясь к ладони. – Я же химик. Уже не преподаю, а знания пригодились! Мой сад – местная достопримечательность! Ко мне даже туристов водят! Представляешь, у меня есть тот сорт розы, которая росла у тебя в комнате в Лиссабоне. Помнишь?

– Нет, не помню. Это было так давно, – отвечает он пространству.

– Пойдём? Я тебе покажу! – она сжимает его пальцы.

– Я бы с удовольствием, Каролина, – вежливо произносит он. – Но не смогу, к сожалению. Правда, не смогу. Мне еще нужно к пациенту. Он сложный. И ночью самолет. Не обижайся. Было очень приятно тебя увидеть… – он целует ей руку которой она, наконец, добралась до его пальцев. Потом, помедлив, целует в щёку и, неловко поклонившись, с облегчением уходит.

Она отворачивается, чтобы справиться с новым приступом сердцебиения и слезами. С зеркальной колонны на неё смотрит готовая зарыдать старуха с глубокими морщинами возле рта, в обмотанном вокруг шеи жёлтом платке. Глупо плакать над собой и над временем, которое не вернёшь. Она делает глубокий вдох, на выдохе закрывает глаза. Это помогает. Сама виновата. Надо брать с собой таблетки от сердца, даже если идёшь за чаем.

Высокий мужчина в пальто удаляется от неё быстрым шагом вглубь зеркального мира…

Две синевы делят проем окна на две половины. Внизу – пугливая гладь озера Лаго-Маджоре, наверху – вечно пьяное итальянское небо. Их разделяет пояс из черепичных крыш дальнего берега озера. Половины равны, если смотреть от середины будущей спальни. Если от проема двери – видны лишь небо и берег, вышитый бисером крыш. Если же упереться локтями в подоконник, озеро прячется в крону старой оливы, посверкивая сквозь листья. Олива растет точно напротив окна будущей спальни, и была здесь, когда еще не было дома.

Жора проделывает этот фокус снова и снова – смотрит в окно от середины комнаты, от двери, и от подоконника. Ему нравится как меняются картины в бетонной раме в зависимости от угла зрения. Секрет этого фокуса в размере комнаты. Она огромная. В Болгарии у них в таком классе были уроки русского. Болтали, что «русачка» спала с директором, поэтому под русский отдали самый большой класс. Школьная сплетня повзрослела вместе с Жорой, а из всей учебной программы ему пригодился только русский. Даже математика не так. На стройке своя математика. Десять лет он занимается строительством, ремонтом и отделкой, и восемь из них в России. Чего он только не перевидал за это время. Но спальня размером с класс, пожалуй, впервые. В Италии он тоже в первый раз. Городок на границе со Швейцарией. Традиционная архитектура средневековья. Места чудесные – озера, горы, воздух, красивые виллы. Эта вилла на самом берегу озера Лаго-Маджоре. Дом новый и отделка идет практически с нуля. Хозяева торопят. Через три месяца хотят заехать. Супружеская пара. Русские. Здесь вообще много русских. Жора видел хозяев один раз еще в Москве. Нормальные вроде ребята. Контролировать работу приезжает управляющий. Работы много, а времени мало. Бригада у него интернациональная: два болгарина – Тодор и Андон, белорус Руслан и хохол Гена. В Москве у него еще таджики были на «подай-принеси». В Италию он взял только необходимых людей. «Подай – принеси» сами делают или нанимают местных. Здесь полно всякого сброда в поисках работы.

Ребята работают всю неделю, кроме субботы и воскресенья. По местным законам в выходные нельзя работать. Здесь с этим строго. Увидят – будут проблемы. Жоре приходится чем-то занимать бригаду в выходные, следить, чтобы не напивались в хлам и вели себя прилично в чужой стране. Обычное развлечение – ближайшая пивная. Он тоже не против посидеть, но старается не пить, экономит деньги. Он любит рассматривать картины в бетонной раме окна будущей спальни. Они всегда разные, в зависимости от угла зрения и времени суток. На рассвете нежное солнце потягивает коктейль искрящегося озера, сонно перебирая бисер крыш на дальнем берегу. В полдень пьяное синевой небо дышит теплым воздухом в пугливую гладь воды, и та волнуется от малейшего дуновения. На закате картина стыдливо подрумянивается, а ночью рассыпается огнями невидимого берега и неба в шепоте старой оливы.

Жора закрывает глаза и ловит носом нагретый дневной воздух. К аромату счастья и тоски примешивается запах пиццы и эхо голосов снизу.

Он спускается в зал, где ребята рубят на куски огромный сырно-помидорный круг.

– Так! Это что такое! До обеда еще час! – строго говорит Жора.

– Жор, ладно, не ругайся, мы пока горяченькая! Итальяшки принесли, угостили. Тебе самый большой кусок, начальник! – подхалимничает Гена.

– Через два месяца хозяин приедет! – привирает Жора для дела. – Времени и так в обрез! Минус выходные!

– Жор, мы вместо обеда! Отработаем! Остынет же… Давай с нами!

– Вместо? Ну ладно, – разрешает Жора. – Где мой большой кусок? Правда вкусно пахнет.

Ему выкладывают сегмент золотистой пиццы на серый картон. Аромат горячего сыра, печеного теста, томатов, ветчины и специй выбивает слюну. Жора с удовольствием откусывает, отводит голову, натягивая сырные струны.