Эдуард Снежин - Грешить бесстыдно, непробудно…

Вдруг, в этом вое и столпотворении явственно послышался вопль цыганки:

— Не пришёл!

Я вздрогнул, Рита, как будто, повисла передо мной в полумраке комнаты серой размывшейся фигурой с длинными руками, которыми хотела дотянуться до меня.

— Прочь ведьма! — соскочил я с кровати и включил свет под потолком, чтобы избавиться от наваждения.

Дрожащими руками я налил и выпил вина, потом искурил две сигареты и уснул с включённым светом.

В дальнейшем Рита ни разу не появилась на нашем пляже, и случайно я с ней не встретился.

Вернулся Толя, полный впечатлений. Блондинка ему всё-таки отдалась. Мы от души похохотали, обсудив подробности. Похоже, случившееся приключение пробудило в нём храбрость в наступлении на женщин, и на другой же день он обратился ко мне с просьбой:

— Знаешь, я тут познакомился с Эвелиной в другом корпусе, у нас всё на мази, но мешает её соседка по комнате, дура, какая-то, не даёт Элке ни минуты остаться одной.

— Хочешь дуру сплавить мне?

— Да она очень ничего. А дура, потому что не представляет измены мужу и Эвелину смущает.

— Ага, твоя пассия тоже хочет подложить мне подружку, чтоб саму совесть не грызла.

— Ну, Дмитрий, какие-то сложные производные берёшь, — заулыбался Толя.

— Ладно, какие предложения?

— Есть план. Все идём в кино, там Элина, начинает жаловаться на мигрень, вы остаётесь, а мы уходим.

— Ладно!

Сразу после обеда мы направились в кинотеатр.

Толина дама, лет тридцати, оказалась симпатичной ухоженной еврейкой с интеллектуальным уклоном. Её подруга — Катя, парикмахерша из Волгограда, двадцати пяти лет, обладала вполне привлекательной внешностью: высокий рост, красивая удлинённая шея, правильный носик, маленький пухлый ротик, заставляющий подозревать подобные прелести и в нижней части, волосы покрашены, в ставший опять модным, огненный цвет, выпуклые груди и задница. В общем, станок, что надо, но во всём её поведении чувствовалась напряжённая скованность.

Я предложил ей руку, но она, как-то по-детски, отдёрнулась и пошла под руку с Элиной, нам с Толей пришлось идти сзади, он подсмеивался:

— Видишь, какая!

Когда мы вошли в фойе и съели по мороженному, Эвелина приставила изящные пальчики ко лбу и изобразила на лице крайнюю степень недомогания:

— Опять мигрень!

— Ой, Эллочка, что с тобой? — зарылась верная подруга в сумочке и вытащила какую-то таблетку.

— Это не поможет, — посмотрела таблетку Эвелина, — только мела-текс в комнате в тумбочке, — застонала она.

— Пойдем, я тебя провожу, а вы смотрите кино, — с готовностью разыграл Толя сценарий.

— Нет, что ты! Как я могу бросить подругу! — заныла Катя.

Эвелина поняла, что хранительница верности не отстанет, проглотила предложенную таблетку и сказала:

— Кажется, стало лучше. Точно лучше.

— Как я рада! — поцеловала её Катя.

— Ну, забота, как о родной сестре! Тьфу! — скривился я.

Мы посмотрели кино, и пошли к Толе. Там для поддержки любовных утех уже стояли на столе вино и закуска.

Катерина удивилась как ребёнок: — Откуда такой шикарный стол?

— У нас каждый день такой стол! — заявил я тоном, не терпящим возражений.

— Но так, ведь, можно спиться! — с искренним испугом сказала Катя.

— У тебя, что муж не пьёт? — перешёл я без обиняков на «ты», разливая стаканы.

— Вы знаете, — оттолкнула она моё обращение, — только по праздникам.

— Отпуск — сплошной праздник, значит, пить надо каждый день.

Толя, следя за нашей дуэлью, корчился от смеха.

Очень деликатно я усадил Катю на кровать и вручил ей стакан с вином.

— Нет, мы не пьём, только раз с Эллочкой выпили немного за знакомство, — опять заломалась Катя.

— Я разрешаю! — подключилась Элина, — сегодня тоже пьём за знакомство.

Авторитет Эвелины был для Кати незыблем и, когда та залпом выпила стакан, то Катя с испугом, прикладываясь к напитку несколько раз, тоже, в конце концов, выцедила его. Занятая этим нелёгким для неё делом, она не заметила, как Толя с Эллой вышли через балкон и растворились во дворе.

Толя — продвинутый мэн и верный товарищ смотался с Элиной в её комнату, предоставив мне своё жилище.

Лицо у Кати зарделось, она сидела на кровати и крепко держала двумя руками пустой стакан. Я осторожно вытянул его и дал ей мандарин. Она надчистила его с одного конца и всунула маленький кусочек в пухлые губки.

В этот момент она обнаружила отсутствие в комнате приятелей и встревожилась:

— А где Эля с Толей? — у неё был вид, как у расстроенного ребёнка, но поверить в то, что напротив сидит ребёнок, никак было невозможно, слишком уж выпирала и вздымалась её большая взволнованная грудь.

— Глупая, — прошептал я ей, — они давно трахаются, только ты ломаешься.

Катя была ошарашена.

— У ней же муж, — наконец промолвила она.

— На юге все разведённые! — сказал я и тут же сообразил по её бегающему взгляду, что сейчас она подымется и тоже сбежит, чтобы опять испортить жизнь любимой подруге и её воздыхателю, а, заодно, и мне — навряд ли больше представится случай поиметь такое роскошное тело. Я ринулся на Катю, как ястреб сверху на добычу, и зажал её в своих объятьях до скрипа грудей, а замком губ заставил замолчать, пытающийся возмутиться, ротик. Не мешкая, я лихорадочно стянул с неё голубые фланелевые трусы.

С одной её ноги слетела туфля, я сдёрнул нежную розоватую задницу на угол кровати и со сладостной мукой проткнул её сопротивляющиеся губки, оказавшиеся узенькими, ротик не обманул!

Сама она отключилась в шоке от стремительного нападения.

Я кончил с восторгом очень быстро и встал. Катя открыла глаза, в них стояла растерянность, я налил ей снова стакан вина, она хлестанула его залпом.

— Ну, есть положительные сдвиги! — сказал я.

Рыжеволосая красавица молчала.

Молчала она и всю дорогу — я проводил её до её корпуса.

Мы остановились. Вдруг, Катя бросилась ко мне на грудь и, плача, стала страстно целовать меня.

— Мне было с тобой хорошо. Я никогда не изменяла мужу. Теперь я поняла, что не люблю его. Он лысеет, я каждый вечер смазываю его волосы чесночной настойкой, а потом мне противно спать с ним рядом, — сбивчиво объясняла она со слезами.

— Господи, — подумал я, — есть женщины, которых просто надо брать силой.

Из корпуса показался Толя, воодушевлённый новым романом, и с восторгом описал подробности любовной встречи. Я тоже информировал друга о последних событиях.

— За что боролась, на то и напоролась, — захохотал жизнерадостный сангвиник.

Но, как выяснилось позже, напоролся я. Катя не давала покоя ни днём, ни ночью. Днём, она, выискивая моменты, когда моего импотента не было в комнате, шла ко мне не таясь, ночью же тихо стучалась в дверь, когда сосед уже засыпал.