Юлия Флёри - Персональный ад моей души

-- Да, я этого хотела, чтобы именно ты принял решение, потому что ты мой муж, потому что ты старше и опытнее, но я ждала от тебя поддержки! - Не сдержалась Лера и зарыдала, Синицкого к себе не подпустила, когда тот кинулся утешать. - А ты меня оттолкнул. И дело было вовсе не во мне, и даже не в измене. Дело в тебе, ты просто не готов был стать отцом. Ты струсил, тебе было удобнее свалить всё на меня, обвинить меня. - Она нервно тыкала пальцем в свою грудь, суетно растирала лицо, убирала с глаз пряди волос. - Я только сейчас это поняла, когда увидела, как ты на Кристину смотришь, как придерживаешь её за руку, как говоришь с ней на полутоне, но ведь ты её не любишь, всё дело в её беременности. На меня ты никогда не смотрел с таким трепетом. Я только тогда поняла, для чего было всё это, -- она обвела руками вокруг, заодно проглотила повисший в горле ком, -- ты и женился на мне тогда лишь для того, чтобы я рядом была, под боком. Чтобы к тому моменту, когда ты созреешь для семьи и детей, я была с тобой... а другого выхода, кроме как жениться на мне, ты не видел. Но не удержал. Да, если бы мы дожили до сегодняшнего дня вместе, ты бы так же держал меня за руку и приговаривал ласковые слова, но этого нет. И уже никогда не будет. На меня все смотрели как на взрослую, самостоятельную, даже родители бросили меня, как только исполнилось пятнадцать. Конечно, я ведь могу сама зарабатывать, могу сама о себе заботиться, но я была ребёнком, Саша! И когда мы с тобой встретились, я всё так же была ребёнком, пусть и умным, и самостоятельным, но ребёнком, и ты это знал. Ты знал об этом, когда женился, когда давил на меня с абортом, потому что тебе так было удобно, так было выгодно, чтобы я была твоя, для тебя, для твоих детей. Но ты не спросил, что нужно мне... и сейчас не спрашиваешь.

Она немного ссутулилась, низ живота неприятно тянуло, но сейчас было не до того, Синицкий и вовсе сидел на больничной кровати, опустив голову.

-- И сейчас ты молчишь. Тебе нечего сказать? - Пронзительным шёпотом пыталась достучаться до него Лера, а он только плечами пожал.

-- А что я могу сказать... всё это так. Ты всё правильно поняла.

-- И больше ничего? - Она щурила глаза, пытаясь спастись от слёз, и хоть что-нибудь рассмотреть, но ничего не выходило.

-- Не смотря на всё то, что ты сейчас сказала, и ты, безусловно, права, я тебя люблю.

-- Любишь? А ты знаешь, что такое любовь? Ты себя любишь, свою мать, свою работу... а всё остальное для тебя мусор, не больше.

-- Ты не права.

-- Арсен говорит, что если любишь, то делаешь человека счастливым. Или хотя бы пытаешься это сделать.

-- Твой Арсен много говорит.

Вот тут Синицкий оживился, ревность взыграла, он наконец-то оторвал взгляд от пола и зыркнул на Леру, она это даже сквозь пелену слёз почувствовала.

-- Это ты говоришь, а он доказывает свои чувства.

-- Да что ты так в него вцепилась? Свет на нём клином сошёлся?!

-- Это на тебе он сошёлся, а Арсен настоящий. Все эти годы он был моей семьёй, он, его жена, его дети. Он, а не ты! Той самой, настоящей семьёй, где есть уважение и доверие, и он меня любит, потому что он знает, что мне нужно, и он помогает мне этого добиться, а ты привык всех топить.

-- А ты думаешь, что он такой золотой?

-- Да! Потому что он такой и есть. И знаешь, за что я его особенно уважаю, -- она зло ухмыльнулась, -- потому что точно в такой же ситуации, как и у нас с тобой, он свою жену поддержал. Он зубами вырвал её от другого, голову готов был сложить за чужого ребёнка, ребёнка от другого мужчины, который ещё даже не родился, потому что он считал его своим, потому что он стал его отцом! И никто не смеет сказать, что этот сын не его, потому что он настоящий мужчина, потому что он любит его, больше, чем самого себя, он его первенец, он его жизнь. Вот, что такое любовь, а не те жалкие слова, что ты говоришь мне сейчас. А этот унизительный развод... зачем?

-- Потому что я никогда не дал бы тебе развод, если бы ты попросила. Я хотел удержать тебя... но я понимал, что тебе нужно жить дальше и пришло время что-то решать. Я не хотел тебя отпускать. Никогда. И сейчас не хочу.

Он встал с кровати и сделал два шага к Лере, но она отвернулась, не могла смотреть в его глаза.

-- Прости за то, что вместо настоящего мужика, тебе досталось вот такое чудовище. Но я люблю так, как умею. И люблю только тебя. Сегодня Борис пришёл ко мне и сказал, что ты беременна, и попросил отговорить от аборта, -- после этих слов Лера резко повернулась и её лицо скривилось в панике, что он только по чужой просьбе стоит сейчас здесь, -- я пойму, если ты не простишь мне тех слов, и поступков, но ребёнок здесь не причём. Я знаю, что ты будешь для него лучшей матерью. Потому что ты лучшая во всём. И ты заслужила это.

-- Я не могу тебя больше слушать...

-- Не плач, я прошу тебя.

Синицкий подошёл ближе и стал перед Лерой на колени, она тонула в слезах, но не оттолкнула его, когда тот прижался лицом к её животу и крепко обнял.

-- Прости меня, родная.

Лера молчала, даже плакать перестала, немного пошатнулась, когда внизу живота потянуло сильнее. В этот момент Синицкий отпрянул от неё, но продолжая стоять на коленях, смотрел, как побитый пёс и ощущал себя так же. Если бы только Лера знала, сколько раз он винил себя в тех словах, в том своём решении. Сколько раз он вспоминал тот её взгляд, когда она вышла из его машины у клиники, его словно самого по живому резали, но он считал, что поступает правильно, что ей так будет легче. И сейчас понимал, того что было, не вернуть, а как исправить, он не знает.

-- Мне уйти?

-- Не-е-ет...

Она заплакала ещё сильнее, и опустилась к нему, обняла двумя руками лицо и пыталась запомнить его, именно в этот момент, для неё это так важно, видеть его сейчас.

-- Не бросай меня, ты мне так нужен, Саша. - Она прижималась холодными мокрыми щёками к его лицу и ловила его дыхание. - Я тебя люблю...

Резкая пронзительная боль появилась внутри и не утихала, заставила негромко простонать и полностью зажаться. Она обхватила живот, и разжать руки больше не могла.

-- Лера, что?!

Его испуганный взгляд, он словно чувствует всю её боль, никогда Лера не видела Синицкого таким растерянным. Потом его вытеснили врачи и медсёстры, был слышен голос Арсена, но суть его слов она разобрать уже не смогла.

В коридоре клиники, в разных углах стояли Арсен и Синицкий, оба молчали и нервно вздыхали, стараясь не встретиться взглядами. Леру увезли всего полчаса назад, но позади, была словно вся ночь. Напряжение давило на сознание, и оно постепенно отключалось, в какой-то момент Синицкий не выдержал и просто отвернулся к стене, с силой ударяя по ней кулаком. Уже через пару минут за спиной услышал мужские голоса, люди говорили на армянском.

-- Бари эреко (добрый вечер), дядя Арик, -- послышалось с явным южным акцентом.