Елена Болотонь - Замуж за Чернокнижника

— Домой, — бросил Евгению, забираясь в машину. Он порядком устал за эти двое суток, ведь практически без сна. Нужно выспаться, завтра будет тяжёлый день. — Пораньше утром приедешь сюда, приглядишь за ней.

— Хорошо, Алан, — понимающе улыбнулся Евгений и повернул ключ зажигания.

— Верни деньги… Верни деньги… Верни деньги…

— Да заткнитесь вы уже наконец! — крикнул Миронов куда-то в пустоту, крепко сжимая виски.

Эти грёбаные голоса мучили его на протяжении всего времени бодрствования и лишь слегка приглушались, когда он напивался водки. Он понимал, что к врачам идти бесполезно. Его просто упекут в психушку, навек заклеймив страшным диагнозом от общества. Не будет же он им рассказывать, как в зеркале видит чёрную тень, обнимающую его голову, словно кто-то уселся на его плечи.

Жёсткий стук в дверь вывел Никиту Сергеевича из состояния пьяной задумчивости. Миронов отвлёкся от раздражающего скрежета в голове:

— Что надо?

В кабинет вразвалку зашёл крупный бритоголовый мужчина с грубыми чертами лица, словно высеченными из камня. Серые глаза из-под густых бровей блестели холодом и безразличием.

Исполнитель пожаловал. Хреново работает, исполнитель… За что платит бешеные деньги?

— Сигнал сотового телефона был зафиксирован нами полчаса назад.

— Появилась, сучка? — сам удивился своему безжизненному голосу.

— Что делать будем?

— По старой схеме. Папка с документами у вас?

— Разумеется.

— Жду бумаги и… — он задумался на мгновение. Стерва заплатит за его мучения. Он не хочет быть больше с ней добреньким. — Пусть она захлебнётся в своей крови.

Миронов не заметил лёгкую усмешку на лице гостя и его презрительный взгляд.

— Это будет стоить в два раза дороже.

— Заплачу. Идите.

Бритоголовый развернулся и тяжёлой поступью вышел из кабинета, оставив его наедине с этим… чёрным.

— Верни деньги… Верни деньги… Верни деньги…

— Заткнитесь! Заткнитесь хоть на миг! — зашептал словно в бреду. — Ещё три дня. Три дня. И всё закончится… — Он трясущимися руками налил до краёв стакан какой-то дешёвой водки, на которую раньше бы и внимание не обратил, чтобы опрокинуть его залпом.

Упал, сражённый наповал ударной дозой, и забылся тяжёлым сном, не приносящим облегчения и отдыха.

Я проснулась от лёгкого скрежета в коридоре, как будто кто-то открывал входную дверь ключом. Повернула голову к часам. Четыре сорок две. Резко вскочила, потому что поняла — больше в квартире не одна. Яркий, ослепительный свет от мощного фонаря ударил мне в глаза, метнулся к стене, и через несколько секунд я увидела перед собой бородатое лицо незнакомца. Кривой нос и квадратный подбородок, чёрная спецовка, зашнурованные ботинки. Моя рука тут же полезла за телефоном. Алан…

— Ещё одно движение или звук, выкину тебя в окно, усекла? — слышу грубый безразличный голос амбала. — Кивни, если усекла.

Я усердно киваю.

— Одевайся.

Хватаю простынь, дрожащей рукой подтягиваю телефон так, чтобы бандит не видел, заворачиваюсь в ткань и делаю шаги к ванной.

— Стоять, — волосатые руки хватают меня и отбрасывают на кровать. Телефон падает на пол, и я вижу, как звереет лицо у бандита. В комнату заходит второй такой же. Ну очень похожий. Жуёт кусок колбасы с хлебом. Гадёныш шарился у меня в холодильнике.

Две гориллы на службе у какого-то босса. Впрочем, я знаю, у какого. Проклинаю себя за глупость, за то, что не послушалась Алана, но уже поздно.

Телефон пинком забрасывается под кровать, и сгорает последняя надежда. Так просто его теперь не достанешь. Разглядываю их лица, и одна мысль, как укол иглой, пронзает моё сознание. Они не в масках… Это значит, что не боятся быть пойманными полицией. Почему не боятся? Правильно. И закрываю глаза, надеясь, что мне всё снится в бредовом кошмаре.

— Одевайся! — слышу второй, более жёсткий приказ. — Или наркоту вколем.

— Отвернитесь, — говорю им и слышу, как они ржут.

— Нафига?

Начинаю играть.

— Ты, красавчик, — это я бородатому. Мой голос жутко неестественен. — Помягче будь, я испугалась. Потому и телефон схватила. Отвернись. Стесняюсь же.

Глупый флирт подействовал. Амбал захмыкал от удовольствия, пока я пытаюсь восстановить дыхание. Вдох-выдох. Снова вдох. Спокойно, без истерик. Тяни время, Юля.

— Санёк, — обращается к напарнику. — Курица покладистая. Пусть оденется, — предлагает пойти на уступки.

— Если курица полезет под кровать, Лёха, я ей первый шею сверну, — отвечает Санёк с кривым, но очень длинным носом. Не иначе, дятел в косяк дверной врезался когда-то в далёком прошлом.

— Не полезу, — миролюбиво соглашаюсь с их условиями.

Горячо надеюсь, что Алан меня найдёт, и ещё не будет поздно. Хочу верить, что дорога́ ему настолько, что он вытащит меня из этой задницы, в которую залезла сама по собственной недальновидности. Умирать уже не хочется. Тем более не хочется от лап этих… гадёнышей.

Через десять минут, под ненавистным сопровождением, меня выводят во двор, сажают в чёрную машину с зеркальными стёклами и увозят неизвестно куда, даже не пытаясь надеть мешок на голову или завязать глаза. Меня начинает потряхивать от страха и неопределённости.

Но, может, я ошибаюсь? И всё не так страшно… Тихо-мирно попросят подпись, и на этом всё закончится? Но внутренний голос отвечает мне: «Нет… Но не бойся. Алан тебя найдёт. Он успеет».

Меня везут в северную часть города и дальше, за его пределы. Проезжаем озёра, на которых мы любили отдыхать с родителями, когда они ещё были живы. Впереди по трассе — дачный массив. Так и есть. Меня везут на приозёрные дачи.

— Она у нас, — бухтит кому-то в трубку Лёха. — Сделаем. Договорились.

И поворачивается к горилле по имени Санёк, сидящей около меня.

— Шеф приедет к вечеру. Эту, — тычет в меня пальцем-сарделькой, — в подвал. Пока сам не приедет.

— Что вам от меня надо? — прикидываюсь наивной дурочкой.

— Нам — ничего, — морщится Лёха и вдруг окидывает меня плотоядным взглядом. — Может, немного потрахаться?

— А шеф разрешил? — от безысходности начинаю дерзить. Иду ва-банк.

Вижу, как зависают оба амбала. Через пару минут происходит перезагрузка допотопных процессоров, находящихся в их головах.

— Не боись! — широко разевает рот в улыбке Лёха. — Пока не тронем.

Я едва сдерживаю выдох облегчения. Что ж. Уже лучше.

Утро началось в четыре сорок пять. Сон слетел моментально, как только он открыл глаза. Нахлынуло сильное беспокойство, сметая расслабление, приводя его мышцы в напряжённое состояние, как при опасности.

Юля!

Попытался настроиться на девушку, чтобы увидеть, где она и что с ней. Получилось плохо. Чёрный автомобиль с зеркальными стёклами, два отморозка, силуэты деревьев вдоль трассы. Машина едет быстро. Дальше — всё. Никаких ориентиров. Картинки исчезли. Жива, напугана, его ждёт.