Андре Савиньон - Я приду плюнуть на ваши могилы...

Прикончил я его каблуками. И вдруг мне показалось, что я давлю башмаками лицо Лу. Я мгновенно вспотел и готов был удрать. Я чувствовал, что губы у меня дрожат и я кажусь сумасшедшим.

К счастью, Джин не упорствовала. Она вышла, и я сказал ей, чтобы она садилась в свою машину: поедем куда-нибудь подальше, чтобы побыть наедине, а потом вернемся завтракать. Время завтрака несколько оттягивалось, но Джин была очень вялая. По-прежнему не в своей тарелке, наверно, из-за ребенка, которого она ждала. Я нажал на акселератор. Машина тронулась, бросив нас на спинки сидений; на сей раз все почти кончено; я лишь услышал звук этого мотора, как ко мне вернулось спокойствие. Я что-то сказал Джин, чтобы извиниться за телефон. Она прижалась ко мне и положила голову мне на плечо.

Я проехал двадцать миль и стал искать место, где бы остановиться. Дорога здесь поднималась на насыпь; я подумал, что, если спуститься по склону, это мне подойдет. Я остановил машину. Джин вышла первой. Я нащупал револьвер Лу в кармане. Я не хотел прибегать к нему прямо сейчас. Даже одной рукой я мог бы прикончить Джин. Она наклонилась, чтобы поправить туфлю, и я увидел ее ляжки под короткой юбкой, плотно облегавшей бедра. Я почувствовал, что во рту у меня пересохло. Она остановилась возле куста. Там было место, откуда не видна дорога, если присесть.

Она вытянулась на земле; я взял ее тут же, но не пошел до конца. Я постарался успокоиться, несмотря на это проклятое возбуждение внизу живота; мне удалось доставить ей наслаждение прежде, чем я сам что-то почувствовал. В этот момент я заговорил с нею.

— Вам всегда так хорошо, когда вы спите с мужчинами с другим цветом кожи?

Она ничего не ответила. Она совершенно остолбенела.

— Потому что во мне одна восьмая негритянской крови.

Она открыла глаза, а я рассмеялся. Она ничего не понимала. Тогда я все ей рассказал; в общем, всю историю малыша, как он влюбился в девушку и как отец и брат девушки занялись им; я объяснил, что хотел сделать с Лу и с нею, заплатив двумя за одного. Я порылся в кармане, нашел браслет Лу, показал ей его и сказал, что сожалею о том, что не смог привезти ей глаза сестры, но они были слишком повреждены после небольшой процедуры, изобретенной мною и проделанной над ней.

Мне было тяжело говорить все это. Она была здесь, лежала на земле с задранной на живот юбкой. Я почувствовал, как что-то движется у меня вдоль спины, и рука моя сжалась на ее шее, и я не мог этому воспротивиться; это подступило, это было так сильно, что я отпустил ее и почти встал. Лицо у нее уже посинело, но она не двигалась. Она дала себя задушить, ничего не сделав. Она, наверное, еще дышала. Я вынул из кармана револьвер Лу и всадил ей в упор две пули в шею; кровь брызнула ключом, медленно, рывками, с влажным шумом. Под веками ее можно было увидеть тонкую белую полоску; она как-то передернулась, думаю, именно в этот момент она умерла. Перевернув ее, чтобы не видеть больше ее лица, и, пока она была еще теплая, я сделал с нею то, что уже делал у нее в спальне.

Я, наверное, потерял сознание после этого; когда я пришел в себя, она была совершенно холодная, и ее невозможно было сдвинуть с места. Тогда я бросил ее и вернулся к машине. Я с трудом волочил ноги, что-то блестящее проносилось перед моими глазами; когда я сел за руль, то вспомнил, что виски — в «нэше», и моя рука опять начала дрожать.

Сержант Каллог положил свою трубку на письменный стол.

— Мы не сможем арестовать его, — сказал он.

Картер покачал головой.

— Можно попробовать.

— Невозможно, имея лишь два мотоцикла, арестовать типа, который делает сто миль в час на тачке весом в восемьсот кило!

— Можно попробовать. Мы рискуем собственной шкурой, но можно попробовать.

Бэрроу пока ничего не сказал. Это был высокий парень, черноволосый, тонкий, нескладный, с тягучим акцентом.

— Я тоже так думаю, — сказал он.

— Едем? — сказал Картер.

Каллог посмотрел на них.

— Парни, вы рискуете шкурой, но получите повышение, если вам это удастся.

— Нельзя позволить проклятому негру предать всю страну огню и мечу, — сказал Картер.

Каллог ничего не ответил и посмотрел на часы.

— Сейчас пять часов, — сказал он. — Они позвонили десять минут назад… Он должен проехать через пять минут… если проедет, — добавил он.

— Он убил двух девушек, — сказал Картер.

— И владельца гаража, — добавил Бэрроу.

Он проверил, на месте ли кольт, которому надлежало болтаться в районе ляжки, и направился к двери.

— За ним уже следуют, — сказал Каллог. — Судя по последним новостям, они не отстают. Одна машина, заправленная бензином высшего качества, уже выехала, будет еще одна.

— Лучше бы нам уже отчалить, — сказал Картер. — Садись позади меня, — сказал он Бэрроу. — Возьмем один мотоцикл.

— Это не по правилам, — запротестовал сержант.

— Бэрроу умеет стрелять, — сказал Картер. — А если едешь один, не можешь и вести, и стрелять.

— Что ж, выкручивайтесь как знаете! — сказал Каллог. — А я умываю руки.

«Индиан» резко тронулся с места. Бэрроу вцепился в Картера, а тот чуть не взлетел. Он сел спиной к спине Картера, они привязались друг к другу кожаным ремнем.

— Замедли, как только выедем из города, — сказал Бэрроу.

— Это не по правилам, — проворчал Каллог почти в то же время и меланхолично посмотрел на мотоцикл Бэрроу.

Он вскинул плечи и вернулся на пост. Почти сразу опять вышел и увидел, как удаляется задний бампер большого белого «бьюика», пронесшегося мимо в грохоте мотора. А потом он услышал сирены и увидел пронесшиеся мимо четыре мотоцикла — так, значит, их было четыре, — и машину, вплотную следовавшую за ними.

— Б…ская дорога! — пробурчал Каллог.

На сей раз он остался стоять снаружи.

Он слышал, как постепенно стихал рев сирен.

Ли беспрерывно двигал челюстями. Его правая рука нервно теребила руль; всем своим весом он налегал на акселератор. Глаза его налились кровью, пот струился по лицу. Белокурые волосы слиплись от пота и пыли. С трудом различал он шум сирен позади себя, когда прислушивался, но дорога была слишком плоха, чтобы они стали стрелять в него. Прямо перед собой он заметил мотоцикл и свернул влево, чтобы обогнать его, но мотоцикл сохранял дистанцию, а ветровое стекло его машины вдруг покрылось трещинами и в лицо ему ударили осколки стекла — мелкие кубики. Мотоцикл был почти неподвижен по отношению к «бьюику», и Бэрроу целился столь же тщательно, как при стрельбе на стенде. Ли увидел вспышки второго и третьего выстрелов, но пули не достигли цели. Теперь он старался ехать зигзагами, чтобы увернуться от выстрелов, но ветровое стекло покрылось новыми трещинами, на сей раз — ближе к его лицу. Он чувствовал, как с силой врывается воздух в кабину через аккуратную круглую дырку, проделанную куском свинца, какой может выплюнуть 45 калибр.