Кора Брент - Помни меня (ЛП)

— Да, твой отец и я путешествовали в ад и обратно, когда мы были мальчишками. Я думаю, что твоя мама про байк ответит отказом.

— Ты правильно прочитал мои мысли, — с удовольствием подтвердила Габриэла.

— Что касается праха Священника, — Мэддокс замолчал. — Я действительно не знаю, малыш. У твоего отца, возможно, есть идеи, но я не думаю, что старику уже до этого есть дело. Что было, то прошло.

— Что было, то прошло, — задумчиво повторил Мигель, кивая, как будто он тщательно осознал эту нить мудрости.

Мигель рано просыпался и поздно засыпал. По ночам, он был с ними, Габи всегда настаивала на том, что он должен крепко заснуть, прежде чем она позволит Мэддоксу прикоснуться к ней. Вообще-то ребенок знал, что его дядя Мэд спит на диване в гостиной, в то время как его мама спит одна в спальне через зал. Мэддокс не заходил в комнату Священника. Дверь была закрыта, в тот самый момент, когда его безжизненное тело унесли.

Мэддокс нервничал, пока стоял в темноте. У него было искушение, запрыгнуть на свой байк и просто уехать. Может быть, он через час развернется и вернется к Габи или, может быть, он будет ехать, пока не достигнет западной границы штата, где его ждал мир Отступников.

— Привет, — сказала Габи, целуя его в шею. Она могла двигаться, как стелс ( прим. бесшумный самолет ), когда хотела: он даже не слышал, как она вышла из дома. Мигель должно быть уже спит.

— Эй, детка, — сказал он, закрывая глаза и наслаждаясь тем, как ее полные губы ощущались на его коже. Не спрашивая, она положила руку к его промежности и сжала твердое доказательство, что там нашла там.

Мэддокс расстегнул штаны и осмотрелся, удовлетворившись тем, что свет на внутреннем дворике был выключен, и их не заметят. Затем он рассмеялся собственному ханжеству, пока Габриэла опустилась на колени и жадно взяла его в рот.

— Оу, детка, ласкай его. Ласкай его именно так, — он вцепился пальцами в ее блестящие черные волосы, пока она вела его к пику, где он должен был остановить или кончить. — Подожди, подожди, — он оттолкнул ее. — Дай-ка сперва потрогать тебя. Ты просто сними эту маленькую атласную вещицу, если не хочешь, чтобы я порвал её. — Мэддокс отодвинул старый стул из красного дерева и потянул её на себя, нетерпеливо отталкивая ткань трусиков в сторону. — Теперь оседлай меня, Габи.

— О, Мэд, – её дыхание уже было затрудненным. Она быстро кончила. — Мне нравиться именно так. — Он схватил ее за бедра и крепко нанизывал ее, быстро, и она дрожала, кусая губу, чтобы удержать стон из глубины сердца.

Когда Мэддокс почувствовал ее последние спазмы, он снял её и обхватил её рукой вокруг своего неудовлетворенного члена. — Возьмись крепко. Сожми кончик. Вот дерьмо, не останавливайся. Габс, наклонись. Я хочу вставить тебе между сисек.

Она держала его там, пока он не кончил, затем она натянула майку и потянулась. Мэддокс схватил ее и потянул к себе на колени.

— Мэддокс?

— Хм?

Она вздохнула. — Дженсен снова спрашивал меня, насколько ты остался.

— Он знает об этом?

— Ну, он должен быть безумно глупым, чтобы не догадаться.

— И мы все знаем, Дженсен не глуп, — Мэддокс замолчал, закуривая сигарету. Он курил только когда волновался. Он решил, что это его выдает. — Хочешь избавиться от меня?

Она поцеловала его. — Ты знаешь, что нет. Но... — она отстранилась, глядя на свои колени. — Я имею в виду, я знаю, что у тебя есть своя жизнь.

— Каждый имеет свою жизнь, Габс.

Она пихнула его в руку. — Господи, ты не можешь говорить на прямую? Я имею в виду, я понимаю, у тебя там есть связи. С твоим клубом, и остальным.

Мэддокс выдохнул струю дыма. Он понимал, к чему она действительно клонит. – У меня нет женщины. Ты это знаешь. Ты единственная девушка, которая у меня была. И нет, я не обвиняю тебя. Я трахался, Габс. Много. Ты это тоже знаешь.

— Ты меня любишь, Мэддокс?

Он игриво сунул руку между ее ног. — Я так думаю.

Габи встала и гордо пошла во двор. — Немного ни к чему не обязывающего траханья, — проворчала она.

Мэддокс погасил окурок и подошел к ней. Она не ответила, когда он обнял и уткнулся лицом в ее волосы. — Я люблю тебя, Габриэла, — сказал он так тихо, что он сам едва услышал.

Хотя она услышала. Она развернулась и позволила ему поднять ее на руки. Он отнес ее в дом, в его старую спальню, и, когда в очередной раз нашел себя внутри неё, ему пришла в голову уверенность, что он никогда не устанет от этого. Никогда.

Позже, когда в лунном свете она лениво гладила его, она попросила его рассказать ей больше. О себе, о людях, которые что-то для него значили. Она кое-что спрашивала, когда он рассказал больше, чем когда либо. Он рассказал ей об Орионе и Грейсоне, Брэндоне и Каспере.

Где-то в середине его рассказа об Отступниках, она задремала на плече. Он легко поцеловал ее, а затем оставил, чтобы поспать, найдя путь в темную гостиную, и упасть на потертый диван.

Хотя Габи имела полное право, она на самом деле не спросила его о том, что он планировал делать дальше. Это было темой, которую он избегал развивать даже в собственной голове. Потому что по правде, Мэд Маклеод не имел представления.

***

Мигель на рассвете был на ногах. Мэддокс ворчал, но тем не менее поднялся, попивая кофе и отмахиваясь от попыток Габи засунуть ему в рот еду.

— Ты уверена, что не хочешь пойти? — спросил он, пока она наливала Мигелю стакан апельсинового сока.

Она покачала головой, с небольшой улыбкой на лице. — Я думаю, что вы, ребята, повеселитесь без меня.

Мэддокс понимал, что это было нечто большее. Она пыталась показать, как она ему доверяет. Ничто и никто не был настолько драгоценен для нее, как Мигель.

Когда Мэд уловил мимолетное желание на кухне, Габи не оттолкнула его, как он ожидал. Она прижалась к нему, достаточно близко, что он почувствовал ее грудь и запах душистого лавандового шампуня, которым она всегда пользовалась. В этом была такая интимность, она стояла рядом с ним, пока проникал свет утреннего солнца.

— Пойдем, — сказал он Мигелю, сделав еще один глоток кофе.

Прохлада раннего часа продлиться недолго, но Габи настояла, чтобы сын надел рубашку.

— Мне не холодно, — ребенок нахмурился, когда они были уже на улице.

— Эй, — сказал Мэддокс, пожимая плечами в своей кожаной безрукавке. — Посмотри на это с другой стороны, твой нелепый подмерзший дядя тоже в пиджаке.

— Это не куртка, — задумчиво сказал Мигель. — Это как твоя вторая кожа.

Мэддокс посмотрел на потрепанную кожу. Ребенок ловко подметил. Клуб и все, что с этим пришло, было то, кем он сейчас был. Его семьей. Как он мог ждать, что Габи это поймет?

Однако, пока он слушал взволнованную болтовню Мигеля о миллионе вещей в сознании мальчика и думал о нежном взгляде в глазах Габриела этим утром, он понял, что и это тоже его семья.