Кристи Бромберг - Управляемые

— Когда это напечатают?

— В это воскресенье. И на OC Register (прим.перев. новостной сайт) это тоже вскоре появится, но я ещё не получил от них подтверждения.

— Хм, неплохо, — я кладу статью на стол поближе к себе, собираясь изучить её основательнее, когда останусь без свидетелей.

— Как прошло собеседование? — спрашивает он, имея в виду одно приличное резюме, которое я получила на вакансию адвоката для «Дома». Я общалась с кандидаткой накануне и была впечатлена.

— С кем? С Эйвери или другой кандидаткой? Да, Эйвери действительно впечатляет. Настолько, что это даже слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но я проверю её рекомендации. Кажется, я собираюсь предложить ей место. Думаю, мальчики её примут. А ты будешь нужен, чтобы обучить её, но... — меня прерывает звонок моего сотового. Я мельком бросаю взгляд на экран, чтобы узнать, кто звонит. — Это Тедди, — говорю я Дейну.

Дейн встаёт со стула, говоря одними губами, что вернётся позже, пока я отвечаю на звонок:

— Привет, Тедди!

— Райли! Слышал, про нас вышла хорошая статья в «Лос-Анджелес Таймс». Отличная работа!

— Ты смущаешь меня, Тедди, — в трубке трещит, и его последние слова становятся неразборчивы.

— Мне нужно с тобой поговорить, — на этом звонок прерывается, и трубка умирает.

Я жду ещё пару мгновений, глядя на телефон и ожидая, что он зазвонит, и когда этого не происходит, возвращаюсь к работе над бюджетом, которым я занималась, пока меня не прервал Дейн.

Я только начинаю выяснять причину несоответствий, которые никак не могла обнаружить, как мой мобильник снова звонит.

— Алло?

— Райли Томас, пожалуйста, — звучит в телефоне монотонный мужской голос.

— Это я.

— Здравствуйте, мисс Томас. Это Авель Болдуин.

О, чёрт! Что этот мальчишка натворил на этот раз?

— Добрый день, директор Болдуин. Чем могу помочь?

— Дело в том, что, мне кажется, Эйден в последнее время не может держать руки при себе. Недавно он ещё раз подрался, мисс Томас, — от необходимости вспоминать это происшествие снова его голос наполняется презрением.

Это третья драка Эйдена за несколько месяцев, когда он был уличён школьными властями. И мне кажется, что драк, оставшихся незамеченными, было несколько больше. Ох, Эйден.

— Что случилось?

— Точно не знаю. Он не горит желанием рассказать мне подробности, — а я думаю, что директора это и не заботит.

— А что насчет другого мальчика? — вопрос, который я задаю в каждой подобной ситуации, но получаю менее чем удовлетворительный ответ.

— Они сказали, это было недоразумение.

— Они? — Их было больше чем один? — Я надеюсь, они сейчас в вашем кабинете, мистер Болдуин?

Он откашливается, прочищая горло.

— Не совсем так. Они сейчас в классе, и...

— Что? — восклицаю я в недоумении от его неприкрытой предвзятости.

— И я думаю, что лучше бы вам приехать и забрать Эйдена...

— Он отстранен от занятий? — спрашиваю я сквозь стиснутые зубы.

— Нет, не отстранен, — я слышу в голосе Болдуина раздражение оттого, что позволяю себе допрашивать его. — Если вы позволите мне закончить, мисс Томас...

— Он не отстранён, но вы хотите, чтобы я пришла и выдернула его с уроков, пока другие ребята будут заниматься? — я разочарована больше, чем это слышно по голосу. — Безусловно, вам понятна причина моего расстройства — мне кажется, здесь на лицо предвзятое отношение.

На мгновение он затихает, пока я одной рукой собираю вещи, которые мне могут пригодиться, чтобы поехать за Эйденом.

— Мисс Томас, ваше обвинение необоснованно и бессмысленно. Теперь я был бы признателен, если бы вы приехали и забрали Эйдена, чтобы у нас была возможность дать обеим сторонам остыть. И это никоим образом не свидетельствует, что в случившемся виновен Эйден, — когда директор понимает, что я собираюсь нарушить его затянувшуюся паузу, он продолжает. — Кроме того, у мальчика на одежде кровь, и, так как это против школьной политики — позволить ему разгуливать по территории в таком виде — в интересах администрации отправить его домой.

Я шумно вздыхаю, прикусывая язык, чтобы не высказать этому менее чем выдающемуся руководителю всё, что о нём думаю:

— Я скоро буду.

Всю дорогу из школы домой Эйден хранил молчание. До моей смены в «Доме» ещё три часа, но я думаю, нам с Эйденом нужно уединение, чтобы поговорить о том, что произошло. Я не хочу давить на него, заставлять рассказывать о случившемся, но мне нужно об этом знать. Над ним издеваются? Он ввязывается в драки, потому что ему не хватает внимания? Или он таким образом избавляется от отчаяния, вызванного воспоминаниями прошлого? Мне необходимо, чтобы он прояснил ситуацию, — чтобы решить, как ему помочь.

Прежде чем мы пойдём в «Дом», я предлагаю ему сесть рядом со мной на ступеньки крыльца. Он закатывает глаза, но подчиняется, хоть и неохотно. Эйден поглядывает на меня, пока я осматриваю его распухшие губы с засохшей в уголке рта кровью, темно-красную отметину на правой щеке и, начинающий расцветать, синяк под левым глазом. От моего пристального внимания его щёки густо краснеют.

— Я знаю, ты не хочешь говорить об этом, приятель, но ты должен рассказать мне, что случилось, — я тянусь и беру его за руку, в то время как он опускает голову, наблюдая за муравьём, который ползёт на ступеньке ниже нас. Некоторое время мы сидим молча, и я позволяю ему это, но потом всё-таки сжимаю его руку, давая знать, что пора заговорить.

— Они вели себя как придурки, — ворчит Эйден.

— Кто это начал, Эйден? — Когда он не реагирует, я снова спрашиваю. — Эйден? Кто ударил первым?

— Я ударил, — его голос так тих, так полон печали и стыда, что это разбивает моё сердце. Крупная слеза катится по его опухшей щеке, и я понимаю, что его оборона дала трещину.

— Расскажи мне, Эйден. Кто это был, и что они такого сделали, что ты захотел их побить?

Он поднимает руку и тыльной стороной руки вытирает падающую слезу, как может это сделать одиннадцатилетний ребёнок — оставляя на коже грязный след. — Они назвали меня лжецом, — бормочет он, его нижняя губа дрожит, — Эштон Смитти и Грант Монтгомери.

Маленькие засранцы! Зазнайки, богатенькие маменькины сыночки, находящиеся в их классе на привилегированном положении, чьи родители, кажется, никогда не были рядом. Я обнимаю его плечи рукой и притягиваю к себе, целуя в макушку:

— Из-за чего они решили, что ты им наврал?

Я чувствую, как напрягается его тело, и в моей голове рождается множество вариантов, пока я жду его ответа. Когда Эйден, наконец, заговаривает, его голос еле слышен:

— Они сказали, что я наврал, что был на гоночном треке в воскресенье. Что я не встречался с Колтоном и не знаю его...

Моё сердце сжимается от его слов. Он был так взволнован, когда собирался в школу, желая рассказать друзьям о своём приключении. Так радовался, что теперь крут, потому что в этот раз он участвовал в том, чего не делали другие дети. И его восторженное состояние закончилось дракой. Я как наяву вижу, как это произошло: как они дразнили и толкали Эйдена, пока он не набросился на них в ответ. Я тяжело вздыхаю, снова сжимая его плечи. Мне бы хотелось сказать ему, что эти маленькие засранцы заслужили свою участь, и он поступил правильно, но ведь ясно, что это значит отреагировать не самым ответственным образом.