Лаура Тонян - Будем квиты

Я иду открывать, но не бегу к двери, как сделала бы раньше. Открыв ее, вижу разъяренную женщину, лицо которой залито пурпурной краской. Взбешена.

- Будь добра спуститься вниз, - проглотив все свое недовольство, обращается вежливо, но скрипя зубами.

- И тебе доброе утро, мама, - отвечаю, вздохнув.

Та ахает и вновь поворачивается ко мне, после того, как дошла до извивающейся белой лестницы.

- Что это за тон? Что за тон? – возмущается.

Ее короткие волосы цвета строганого дерева доходят ей едва до плеч. Она их уложила, только встав с постели. Она всегда так делает и не позволяет себе другого – просто один день разрешить себе не морочиться над своим образом.

Критично оглядывает меня. Конечно же, мама не в восторге от моих новых синих джинсов, разорванных на коленках. А у футболки, которую я надела, достаточно глубокое декольте. Кошмар!

- Спускайся вниз, - бросает женщина, с которой мы делим одну фамилию – фамилию отца.

Ноги будто налились свинцом, каждый шаг на ступенях дается с трудом. С одной стороны я для себя уже все решила, но страх все еще держит меня в своих цепких лапах. Я очень боюсь этого разговора. Они, наверное, уже догадываются, что я бросила стажировку, но говорила ли им что-то Саманта? Мы перекидывались всего парой слов после того, как я узнала, что она в сотрудничестве с Шеннон и Брисом разыграли спектакль под названием «Зачем Агнес личная жизнь и принятие самостоятельных решений?». Какой смысл в том, чтобы ссориться с Самантой из-за этого. Я просто стала игнорировать ее, а потом сделала то, чего она не ожидала – покинула Палм-Бей. Надеюсь, это заставило ее понять, что она меня слишком сильно достала. Она и ее команда по разрушению чужих жизней.

Папа уже принялся за завтрак. Как и всегда, он одет в строгий темный костюм, а на шее повязан галстук светло-голубого цвета. Его «рабочие наряды» почти не отличаются друг от друга. Папа вскидывает глаза и смотрит на меня поверх своих очков в металлической оправе. В отличие от матери, он менее эмоционален и часто идет на компромисс, но по его хмурому выражению лица я могу понять, что на этот раз он настроен категорично.

Хорошо. Впрочем, ведь, как и я.

Я присаживаюсь за стол, и папа спешит мне налить в стакан апельсинового сока. Он приглаживает светлые волосы и поправляет узел галстука. Мама садится напротив меня. Они оба сверлят меня взглядами, по всей видимости, ожидая, что я возьму на себя инициативу начать разговор.

- Итак, - после затянувшегося молчания все же говорит моя мать, - давай-ка проясним ситуацию. Я имею право злиться, Агнес, и ты это знаешь, - от ее безобидного тона, который можно было услышать вначале этого предложения, ничего не осталось. – Какого черта ты крутишь роман с человеком, который помешал тебе попасть на бал? Какого черта? – повторяет она, и отец одергивает ее: у нас не принято ругаться. – Скажи мне, почему ты солгала нам, сказав, что твоя машина сломалась по пути в Джексонвилл в тот день? В тот самый решающий день он держал тебя взаперти. А ты просто… лгала! – возмущенно восклицает.

Я не удивлена. Можно догадаться, кто им рассказал всю правду. Пока я молчу, папа считает нужным подтвердить мои догадки:

- Твоя сестра звонила. Она рассказала нам все.

- Да, - саркастично бросаю я, - уже поняла. Кто же еще может так подставлять, как Сэм?!

- Не смей так говорить о сестре! – бьет рукой по столу мать.

Даже бровью не веду.

- А вы знаете, что ваша любимая дочурка подговорила своего дружка побегать за мной «на публику»? Как вам такое? Она все еще идеальная для вас?

- Агнес…, - начинает отец растерянно.

- Нет, папа, не нужно, все равно мама придумает миллион и одно оправдание для Сэм, а я все равно останусь той, к которой требования завышены! Я устала от этого!

Когда вскакиваю со своего места, мама угрожающе наставляет на меня указательный палец.

- Не смей уходить, я еще не закончила.

- Зато я закончила.

К лестнице путь перекрыт. Папа внимательно следит за всем происходящим. Видно, что очень расстроен, но его мысли так же заняты и возможным будущим опозданием на работу, ведь он то и дело поглядывает на свои наручные часы.

- Я тебя не узнаю, - охает мать. – Что с тобой произошло? Если ты не прекратишь это, мы с отцом вынуждены будем перестать оплачивать твое обучение, Агнес.

В принципе, я ожидала поднятия этой темы, но все равно отшатываюсь так, будто только что получила пощечину. Усмехаюсь – это, вероятно, от нервов.

- Хорошо, ваше право. Не нужно принимать меня такой, какая я есть. Вы этого все равно не сделаете. Вы ведь привыкли, что я живой пластилин, а теперь привычная форма властвования раскололась на части, отсюда - негодование и угрозы.

Мама, будто бы не слышит меня. Или просто притворяется.

- Твои занятия танцами в студии мы решили тоже больше не спонсировать.

Спонсировать… Сколько пафоса! Я не позволяю себе расплакаться, сглатываю дрожь в голосе, мечтая скорее свалить отсюда.

- Ваше право, - повторяю абсолютно бесстрастно, хотя боль внутри грозит вырваться наружу.

Отец по-прежнему молчит. Из них двоих он единственный чувствует свою вину, однако это именно он так отчаянно хотел, чтобы я танцевала на дне рождения губернатора нашего города.

- Ты не будешь с этим Галлахером! – орет мать, поднимаясь со мной наверх. – Саманта позвонила мне рано утром, проинформировав о том, что тебя нет в доме тети. Она подумала, что ты сбежала с этим… мальчишкой! Когда вы собираетесь встретиться? Он увезет тебя куда-то?!

Заходит со мной в спальню и молчаливо, что удивительно, наблюдает, как я собираю самые необходимые вещи в коричневый кожаный рюкзак. Беру с собой одну книгу Джоди Пиколт и кладу ее на самое дно сумки. Аккуратно кладу. Сокровища нужно беречь.

- Мама, я не собираюсь сбегать с Аароном куда-либо, - устало выдыхаю я. Это все уже смешно. Серьезно. – Я уехала из Палм-Бей, чтобы оставить все позади: ту чертову стажировку, Аарона, надоедливую Саманту и ее друзей. Я оставила все это за спиной, а так же мне бы хотелось, чтобы вы с папой перестали контролировать меня, решая, как мне лучше строить свою жизнь. Хорошо?

Когда заканчиваю свою тираду, громко вздыхаю, ощущая, что воздуха в легких почти не осталось. Зарываюсь пятерней в свои длинные волосы и оставляю рюкзак на кровати. Мы обе вгрызаемся в эту тишину зубами, боясь, что она закончится. А она кончится. Тишина никогда еще не длилась вечно. И очень зря.

- Куда ты собралась? – нарушает молчаливую идиллию мать, поправляя «складки» на черной юбке.

Но ведь юбка идеально выглажена. Все прекрасно знают, что на маминых туалетах никогда не бывает складок.

- Я поживу временно у Вивьен, - выдаю, и она тут же морщится, словно, от боли.