Елена Арсеньева - Обворожительный кавалер (Джордж Вилльерс, герцог Бэкингем – Анна Австрийская – кардинал де Ришелье. Англия – Франция)

Скажите государыне, что, если бы дело не касалось ее спокойствия, я ни за что не расстался бы с ее бесценным подарком, который ежечасно осыпал поцелуями и слезами. Теперь, кроме воспоминания, не остается в душе моей иного сокровища, но уж это у меня не отнимет никакая сила в мире, и я сохраню это воспоминание в глубине моего сердца до той минуты, в которую оно замрет под рукой смерти. Эти слова, надеюсь, вы передадите королеве вместе с ее подарком!»

– Одеваться немедленно! – вскричала мадам де Шеврез, соскакивая с постели.

«Немедленно» на языке женщин той эпохи означало часа полтора как минимум. То есть всего через два часа (включая дорогу) герцогиня ворвалась в Лувр, словно буря, и понеслась в апартаменты королевы, едва сдерживая рвущийся из груди крик:

– Вы спасены, мадам!

Всхлипывая от счастья, Анна и герцогиня де Шеврез рассматривали аксельбант. Две подвески были приделаны так искусно, что сам ювелир, сделавший остальные десять, затруднился бы отличить их от других.

– Вы спасены, мадам, – повторила герцогиня. – Но давайте подумаем не только о благодарности нашему далекому другу, но и об отмщении нашему близкому врагу. О мести кардиналу! Увидев на вас аксельбант, Ришелье лопнет от злости. Не упустите случай раздавить эту пакость: вручите королю то письмо, которое он некогда писал вам. Помните, где предлагал свои услуги, чтобы произвести на свет наследника? Король этого ему не простит. Мы уничтожим кардинала!

Анна была, конечно, ангельски добра и мила, однако даже самая милая и добрая женщина становится сущей эринией, [3] Эринии – богини мщения в античной мифологии. (Прим. автора.) когда ее пытаются погубить или опозорить. Поэтому она кивнула с мрачно-торжественным выражением: да, пришло время за все отомстить кардиналу!

И вот настал день, на который был назначен бал. Королева заканчивала одеваться, когда в ее будуар вошел король в сопровождении кардинала. Король был мрачен, кардинал поигрывал легонькой ухмылочкой.

Людовик окинул наряд жены мрачным взором и дрожащим от обиды голосом произнес:

– Радуюсь вашему выздоровлению, однако очень раздосадован, видя, что вы не удосужились выполнить мою просьбу.

– Какую просьбу, сир? – удивилась Анна, широко распахнув свои голубые, чистые, очень красивые глаза. – Я вас не понимаю!

– Конечно, она не понимает, – пробормотал кардинал – как пишут драматурги в своих пьесах, «в сторону».

– Я просил вас надеть некое украшение! – повысил голос король. – А вы этого не сделали!

– Мудрено надеть украшение, которого нет, – опять же в сторону промурлыкал Ришелье.

– Как это нет? – еще сильнее удивилась королева.

– Сударыня, сударыня… – с отеческим выражением проговорил Ришелье. – У вас нет аксельбанта с подвесками, который был вам подарен его величеством в знак его любви и… супружеской верности! – Последние слова кардинал произнес особенно задушевно и в то же время укоризненно. – Заботясь о спокойствии государства, о спокойствии короля, я следил за странным поведением герцога Бэкингема, когда он пребывал при нашем дворе, и убедился, что он имел дерзость искать вашей благосклонности. Разумеется, вы с негодованием отвергли его происки, а что до подарка, ему сделанного, – аксельбанта с бриллиантовыми подвесками, я не сомневаюсь, что он был сделан исключительно из жалости к несчастному, ставшему жертвой безрассудной и безнадежной, я в этом убежден, – подчеркнул кардинал, – страсти. Вы-то его пожалели, однако не знали, что за мелкая и алчная у него душонка. Видимо, по возвращении случилась у нашего бонвивана немалая нужда в деньгах, и он не нашел иного средства поправить свои обстоятельства, как снести ваш подарок перекупщику. Тот разрознил подвески и пустил их в продажу по жидовским лавочкам… У одного такого жида-ювелира и были моим агентом в Лондоне выкуплены вот эти две драгоценные подвески…

Ришелье вынул из складок своей красной сутаны какую-то коробочку и протянул королю. Тот открыл ее… Блеснули бриллианты.

– Ах! – произнес Людовик сдавленным голосом и онемел. И без того длинное лицо его вытянулось еще больше, а обычно бледные щеки сделались от негодования пунцовыми.

Анна Австрийская смотрела на мужа, чуть приподняв брови, как бы в крайнем изумлении. Герцогиня де Шеврез молилась всем святым, чьи имена могла только вспомнить, чтобы они дали ей силы не расхохотаться во весь голос.

– Ваше величество и вы, монсеньор, – заговорила наконец королева, у которой более не было сил длить комедию, – потрудитесь взглянуть вот сюда…

Она повела рукой в сторону туалетного столика, и король с кардиналом, послушно повернув головы, увидели на нем небольшой, обтянутый черным бархатом футляр.

Король подумал, что он где-то уже видел этот футляр.

А кардинал не верил своим глазам: судя по донесению графини де Лануа, именно в таком футляре лежал пресловутый аксельбант с подвесками!

– Откройте его, ваше величество, – сладко улыбаясь, предложила Анна.

Король взял футляр – и тут же вспомнил, где видел его раньше: кажется, именно в нем раньше лежал драгоценный аксельбант… Он нервным движением распахнул футляр, да так и ахнул, увидав созвездие бриллиантов.

– Что сие значит, монсеньор? – гневно воскликнул Людовик, испепеляя взглядом Ришелье.

– Меня… меня обманули, ваше величество, – пролепетал несчастный, чувствуя, что обугливается под взором короля, и не в силах даже попытаться скроить хорошую мину при плохой игре.

– Вас обманули? – ядовито переспросила Анна. – Вас? Да вы сами обманете кого угодно. Вот и сейчас лгали, злоумышляя против нашего супружеского союза, хотели обманом посеять раздор между моим любимым супругом и мною. Вы просто негодяй!

– Смилуйтесь, ваше величество… – пролепетал Ришелье, не в силах прийти в себя.

– Смиловаться? – расхохоталась Анна. – Нет! Я была бы к вам милостива, если бы вашими поступками руководила истинная забота о благе короля и моей нравственности, которую, по вашему мнению, я преступила. Но вы шли на поводу у темной, позорной ревности отвергнутого любовника, который когда-то плясал передо мной сарабанду и осмеливался делать мне позорные предложения, склоняя не только к супружеской, но и к государственной измене!

Король вытаращил глаза. Тут Анна выхватила заранее приготовленное письмо – то самое! – и швырнула его в лицо кардинала.

Письмо не долетело по назначению – Людовик кинулся на него, словно волк на добычу, и перехватил в полете, едва не щелкнув зубами (а может быть, даже и щелкнув, о том свидетельств не сохранилось).

– Что сие значит?! – теперь уже прорычал он, мгновенно пробежав глазами письмо.

– Не знаю, – пожал плечами кардинал, все-таки умудрившийся вернуть себе хладнокровие. – Позвольте взглянуть, сир, тогда я буду знать, в чем меня здесь обвиняют.