Елена Арсеньева - Отрада сердца моего (Анастасия Минкина)
- Название:Отрада сердца моего (Анастасия Минкина)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Елена Арсеньева - Отрада сердца моего (Анастасия Минкина) краткое содержание
Эпатаж – их жизненное кредо, яркие незабываемые эмоции – отрада для сердца, скандал – единственно возможный способ существования! Для этих неординарных дам не было запретов в любви, они презирали условности, смеялись над общественной моралью, их совесть жила по собственным законам. Их ненавидели – и боготворили, презирали – и превозносили до небес. О жизни гениальной Софьи Ковалевской, несгибаемой Александры Коллонтай, хитроумной Соньки Золотой Ручки и других женщин, известных своей скандальной репутацией, читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Отрада сердца моего (Анастасия Минкина) - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Именно это правило Аракеева и вменялось ему в вину всегда и всюду. Ибо под этим подразумевалось почему-то его неуважение к чувству человеческого достоинства.
К вопросу о неуважении (и еще о жестокости): не кто иной, как Аракчеев в России первым выступил с конструктивным, конкретным предложением об отмене крепостного права! В 1818 году! По его мнению, государство само должно выкупать у помещиков крестьян для казны. С тем, чтобы потом отпускать их на волю. То есть Аракчеев пытался защитить и интересы собственников, помещиков. Не то что господа декабристы: всех распустить, самодержавие отменить, кишкой последнего попа… и далее по тексту!
А вот, кстати, о декабристах (поскольку это и впрямь кстати, ибо имеет к судьбе графа Аракчеева и отрады его сердца самое прямое и непосредственное отношение)…
Летом 1825 года в Грузино, к Аракчееву, явился унтер-офицер Иван Шервуд, открывший правительству существование тайных обществ (будущих декабристов). Собственно, первое письмо Шервуда было получено в канцелярии императора, однако дело о тайных обществах дано было на расследование именно Аракчееву. Граф и Шервуд выработали план – не рубить сплеча, а досконально выявить все детали заговора, всю глубину его распространения. Встречались они в июле. Прошел август, от Шервуда поступили новые донесения. Настал сентябрь.
9-го числа сего месяца Аракчеев выехал из Грузина по делам своих докучливых и хлопотных детищ – военных поселений: необходимо было расследовать, за что и почему в одном из них посажены на гауптвахту солдаты. Однако по пути Аракчеева и следовавших с ним офицеров нагнал какой-то всадник. Это был общинный голова Шишкин из Грузина. Вид у него был измученный и потрясенный. Стараясь, чтобы его не заметил граф, он обратил на себя внимание фон Фрикена, командира полка одного из поселений. Фон Фрикен подъехал к Шишкину и, выслушав его, изменился в лице…
В это время Аракчеев заметил, что офицер разговаривает с Шишкиным, и, очень удивленный, подъехал к ним с вопросом:
– Что случилось?
Шишкин молчал, весь дрожа.
– Настасья Федоровна заболела, – через силу выговорил фон Фрикен.
Аракчеев побелел, а потом… а потом слезы вдруг хлынули из его глаз. И фон Фрикен понял, что ему не удалось скрыть правду, потому что всякое любящее сердце – вещун.
Немедленно кавалькада повернула и отправилась в Грузино. Проехать предстояло почти тридцать верст. Аракчеев приказал гнать без остановки, и еще до полудня впереди показались дома Грузина. Вместе с Алексеем Андреевичем в карете были главный доктор военных поселений К. Миллер и командир полка фон Фрикен. Не доезжая села, Аракчеев заметил идущего по обочине капитана саперного отряда по фамилии Кафка, которого хорошо знал. Граф высунулся из окошка кареты и крикнул:
– Что с Настей? Я везу врача, помощь!
Простодушный Кафка брякнул:
– Не нужно никакой помощи, ваше сиятельство, голова осталась на одной только кожице!
Фон Фрикен выругался про себя. Он-то пытался как можно осторожнее сообщить трагическую весть генералу. Убил бы этого дурня Кафку!
Между тем Аракчеев какие-то мгновения сидел с остолбенелым видом, как если бы не тотчас мог понять смысл слов капитана. Потом, видимо, страшная истина открылась ему… Он выскочил из экипажа, но ноги у него подкосились, граф с воплями рухнул на траву, начал рвать на себе волосы, крича:
– Убейте меня! Зарежьте меня!
Вид его был ужасен. Доктор Миллер и лакей насилу справились с Аракчеевым и посадили его обратно в экипаж.
И вот этот дом, который генерал устраивал для своей возлюбленной с таким старанием, заботой и любовью.
Он застал Настасью в гробу… Невесть по чьему распоряжению она была уже обряжена, и гроб готовый, богато убранный откуда-то отыскался. Мертвая была обмыта и принаряжена, все в доме сверкало чистотой, и те, кто ожидал увидеть картину кровавой расправы, не нашли ни капли крови. Но стоило отвести вуаль с лица покойницы, стоило убрать шарф с ее шеи, стоило взять ее за руку, на которой пальцы держались на клочках кожи… Она хваталась за нож, пытаясь удержать руку убийцы! И прежде чем несколькими ударами в горло прикончить ее, он еще располосовал ей губы и язык! Исколоты были грудь и живот.
Аракчеев успел немного овладеть собой, но при виде мертвой Настасьи вновь почти лишился рассудка. Он впал в состояние полнейшей невменяемости: повалился на гроб, разрывая на груди мундир, схватил окровавленный платок своей возлюбленной и принялся целовать его. Рыдания его перемежались воплями, молениями убить его, потому что оружие у него немедленно отобрали. Несколько раз он порывался разбить себе голову о стену, его с трудом удерживали. В таком умопомрачении граф пробыл фактически сутки. Понятно, что припадки скорби не давали ему заняться поиском преступников, и это попытался сделать фон Фрикен. Для начала он распорядился немедленно заковать в кандалы и поместить в тюрьму всю дворню, бывшую в подчинении Анастасии Федоровны. Тюрьма у Аракчеева была своя: ее называли на французский манер «эдикюль». По команде полковника в «эдикюль» отправились двадцать четыре человека, закованные по рукам и ногам.
Специальным письмом полковник поставил в известность о совершившемся преступлении новгородского гражданского губернатора Дмитрия Сергеевича Жеребцова. Тот немедленно ответил, что лично прибудет в Грузино, дабы засвидетельствовать свои соболезнования графу Аракчееву, а пока же вперед себя посылает советника Псковитинова, которому и надлежит заняться расследованием чрезвычайного происшествия.
Впрочем, розыск виновных не обещал особых затруднений. Одна из трех комнатных девушек погибшей Настасьи по имени Прасковья Антонова еще до приезда Аракчеева во всеуслышание призналась в том, что собственноручно зарезала спящую хозяйку. Эти слова слышала многочисленная дворня, это же признание Прасковья повторила перед лицом онемевшего от ярости графа, когда он самолично взялся «разбираться» с дворней.
Якобы утром прошлого дня она, Прасковья, взялась причесывать Настасью Федоровну и укладывала ей волосы щипцами, ну, коснулась щеки – нечаянно, как уверяла Прасковья.
Настасья Федоровна тем не менее возмутилась.
– Нечаянно? – вскричала она. – Врешь! Ты меня изуродовать хотела! Я давно знаю, что ты на мое место при графе хочешь, видела я, какие взгляды ты на него бросаешь, надеешься, он тебя, молодую, в свою постель позовет, а меня прогонит? Вы меня старухой считаете? Ну так знай: хоть тебе двадцать, а мне сорок, но на тебя Алексей Андреевич больше не глянет никогда. А я – я всегда буду в его сердце царить!
И с этими словами она выхватила из рук Прасковьи раскаленные щипцы и начала тыкать ей в лицо. Гоняла девушку по комнате, пока та не изловчилась выскочить, а вслед выкрикнула:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: