Кристина Додд - Наперекор всем

Мэриан не задумываясь размахнулась тяжелым кошельком и ударила его по лицу, сломав нос. Гриффит, отшатнувшись, закрылся руками. Сквозь пальцы сочилась кровь, но Мэриан, не обратив на это никакого внимания, схватила его за сорочку и с силой притянула к себе. Ткань мгновенно треснула, но голос девушки оставался напряженно тихим.

– Миледи Элизабет пожертвовала всем, чтобы спасти братьев. Всем! Клянусь Богом, если ты хоть еще раз посмеешь чернить ее имя в моем присутствии, я проткну тебя шпагой, как цыпленка!

Мэриан оттолкнула Гриффита и ринулась по тропинке, забыв в спешке мешочек с деньгами. Посчитав, что отбежала достаточно далеко, девушка подобрала юбки и ускорила шаг – ей хотелось уйти подальше от этого грубияна, безмозглого осла, лакея Генриха.

Возможно, с ее стороны невежливо было бить его, да еще тяжелым кошельком. Она слышала треск костей. Неужели сломала ему нос? Однако как этот валлийский негодяй посмел обвинить Элизабет в соучастии? Она, эта лучшая в мире женщина, помогала Ричарду убить братьев?! Мэриан знала правду. В пять лет ее отдали в услужение Элизабет, поскольку они были одного возраста и к тому же родственницами. С самого начала девочке было ясно, что она должна во всем угождать Элизабет. В то же время Элизабет дали без обиняков понять, что она обязана жертвовать всем во имя династии. Каждое движение, каждое слово, каждая улыбка взвешивались и определялись как достойные и недостойные принцессы из дома Йорков. Добрая, приветливая, скромная девочка, Элизабет старалась ни в чем не опозорить семью и род и если не отличалась острым умом… что ж, подобное качество вовсе не обязательно для принцессы.

Не было обязательным, пока не умер отец, король Эдуард IV. Потом наступили тяжелые дни, дни предательства, и Элизабет оказалась плохо подготовленной к политическим играм, которые и довели страну до войны. Ее любимый дядя взял под опеку братьев, сказав, что желает защитить их… Но через непродолжительное время издал указ, объявляющий принцев незаконными детьми. И не только их. Всех отпрысков брата.

Как того и желал Ричард, парламент провозгласил его королем.

Мэриан обнимала и утешала госпожу, когда та плакала по исчезнувшим братьям, по утерянной навек свободе, по втоптанной в грязь чести. Именно она помогала Элизабет строить планы. Когда Ричард и его жена пригласили ее ко двору, Мэриан и Элизабет сначала рыдали от злости и унижения, а потом долго шептались и решали, как поступить. Если Элизабет примет приглашение и будет разыгрывать послушную племянницу, она, возможно, сумеет узнать что-нибудь о судьбе братьев. Или… или каким-то образом повлияет на дядю и поможет мальчикам сбежать.

Девушек обуревали безумные замыслы. Они пытались предусмотреть любую случайность, но не смогли предвидеть собственной роковой роли в обреченном правлении Ричарда. Если бы только…

Мэриан вздохнула. Она когда-нибудь сведет себя с ума этими «если» и «может быть».

Ее дом стоял рядом с прочной высокой крепостной стеной, окружавшей замок и защищавшей его от нападения врагов, и одновременно находился довольно далеко от башни графа Уэнтхейвена. Здесь она ничего не знала о его связях, политических играх, планах и замыслах. Здесь она и ее сын были в безопасности.

Лайонел. Что, если он проснулся?

Толкнув калитку, ведущую в передний сад, Мэриан позвала сына и тут же улыбнулась пухленькому черноволосому мальчику, который брел по тропинке, вьющейся вокруг дома. Подхватив малыша на руки, она воскликнула:

– Да ты весь в песке! Строил замки?

Ребенок просиял и погладил щеки матери грязными ладошками.

– А ров вырыл?

– О, только не спрашивайте насчет рва! – воскликнула няня, выходя из-за угла дома. – Он немедленно захочет пойти к колодцу за водой, и тогда его не отмоешь!

Сесили была хорошенькой, доброй девушкой, удивительно похожей внешне на мать Мэриан. Но мама оставалась в ее воображении давно поблекшим милым образом, тогда как Сесили оказалась глупенькой, легко поддающейся любому мнению, любой моде и особенно вниманию мужчин. Всяких и каждых. Однако она не оставила Мэриан и без единой жалобы последовала за ней и ребенком в глушь и захолустье Уэнтхейвена.

– Он спал? – спросила Мэриан.

Сесили, запыхавшись, сдула упавшую на глаза прядь волос.

– Немного вздремнул, но остальное время никому не давал покоя.

Мэриан стиснула малыша и звонко чмокнула.

– О, он уже совсем большой! И очень здоровый! – воскликнула она.

– Не слыхали вы, как он ревел весь первый год!

– Просто живот болел, – возразила Мэриан, не сводя глаз с пытавшегося освободиться Лайонела.

– Но это было ужасно! – не сдавалась Сесили.

Мэриан не ответила. Слишком много было в ее жизни тайн, которые не хотелось открывать посторонним, но самой главной была теперь уже давно пережитая неприязнь к малышу.

Она не хотела быть матерью. Не питала ни малейшего интереса к детям. И когда повитуха положила ей на руки крохотный окровавленный комочек, не испытала ничего, кроме совершенно не присущего матерям отвращения.

– Говорят, недоношенные дети всегда слишком маленькие, уродливые и капризные, – пояснила Сесили, посчитав молчание Мэриан знаком согласия. – Иногда мне казалось, что он не проживет и нескольких месяцев.

Бывали ночи, когда, слушая непрестанный плач ребенка, Мэриан сама не понимала, хочет ли, чтобы Лайонел выжил. Съежившись от непрошеных угрызений совести и груза вины, она последовала за Лайонелом к горке речного песка, специально привезенного для мальчугана. Сесили поплелась за ними.

– Не будь вас, миледи, я бы точно ума лишилась.

Раскаяние заставляло Мэриан все больше и больше заботиться о Лайонеле, и потом… В один прекрасный день малыш ей улыбнулся.

У нее никогда не было причин верить в любовь. Ни на одно мгновение. Но эта первая беззубая улыбка младенца на ее руках чудесным образом все изменила. И с каждой новой улыбкой, с каждой детской болезнью Мэриан все больше привязывалась к малышу. И теперь, наблюдая за темной головкой, сосредоточенно наклоненной к кучке песка, она поражалась силе собственной преданности. Она с радостью отдала бы за него жизнь – не во имя долга или верности, но лишь из-за любви, горячей и истинной.

Сесили вздохнула так же громко, как Лайонел, когда хотел привлечь внимание окружающих.

– Жаль, что мне не довелось помогать при ваших родах, миледи.

– Тебе? – не веря своим ушам переспросила Мэриан. – Да ты в обморок падаешь, стоит мужчине плюнуть!

– Верно, – поникнув, призналась Сесили. – Но, думаю, при виде ваших мучений верх взяло бы женское сострадание.

Мэриан сильно сомневалась в этом, но сочла за лучшее промолчать.