Кристина Додд - Наперекор всем

– Она лягнула его в горло?

При этих ужасных словах солдат схватился за собственную шею.

– Нет, в колено.

Генрих сразу же сообразил, о чем подумал Гриффит.

– Кажется, это похоже на кого-то очень тебе знакомого.

– Возможно.

Но Уорд либо не расслышал, либо не понял.

– Не волнуйтесь, мы поставили засаду на лестнице, и поймать ее будет несложно. Совсем неслож…

Почувствовав чье-то присутствие за спиной, стражник молниеносно обернулся, но, прежде чем успел открыть рот, кто-то с силой втолкнул его в комнату. Уорд рухнул на пол. Кто-то – грязный, взъерошенный – стоял на пороге. Уорд с трудом поднялся.

Но Гриффит успел вскочить и встал между разъяренным стражником и покачивающейся от усталости женщиной. Положив руку на плечо солдата, он предупредил:

– Она моя.

Уорд с диким видом уставился сначала на женщину, потом на Гриффита и обратился к королю:

– Не может быть!

– Заверяю тебя, что у меня не помутилось в голове от раны. Это моя нареченная невеста, леди Мэриан Уэнтхейвен, и поскольку я понимаю твое желание защитить от нее короля, думаю, что смогу это сделать не хуже.

Уорд ошеломленно кивнул, и Гриффит, отняв руку, подтолкнул его к двери:

– Можешь идти.

Стражник, волоча ноги, направился к двери, стараясь держаться подальше от Мэриан. Та, отодвинувшись, в свою очередь, прилагала все усилия, чтобы не повернуться к нему спиной, а Уорд не сводил с нее глаз, словно безоружный человек – с дикой кошки. Остановившись у самого порога, он на всякий случай еще раз осведомился у Гриффита:

– Вы уверены?

Гриффит кивнул:

– Выйди и закрой за собой дверь.

С трудом дождавшись, пока щелкнет замок, Мэриан метнулась к Гриффиту, сжала его плечи так сильно, что ногти впились в кожу, и подняла несчастное лицо. Любой посторонний при этом принял бы ее за обиженную обездоленную сироту – сироту, чьи огромные печальные глаза разрывали сердце Гриффита.

– Милая, что с тобой? Что случилось?

– На нас напал Харботтл.

Глубокий грудной голос Мэриан дрожал, и Гриффит стиснул ее, пытаясь утешить еще до того, как узнал причину несчастья.

– Он обидел тебя? Ранил?

– Меня? Нет, не меня. Хуже. Он украл Лайонела.

– Лайонела?! – Руки Гриффита бессильно упали. – Но откуда взялся Лайонел?

– Он – мой сын! – Мэриан снова сжала плечи Гриффита и начала трясти, отчаянно пытаясь заставить его это понять. – Выслушай меня. Харботтл увез Лайонела. Гриффит, нужно ехать спасать сына.

Но тут из-за стола поднялся Генрих, требуя внимания. Мэриан неохотно оторвалась от Гриффита и выругалась, мгновенно поняв, кто перед ней. Гриффит сдержанно представил ее королю, и оба – монарх и перемазанная грязью бывшая фрейлина – уставились друг на друга так пристально и проницательно, словно раздевали друг друга взглядами.

Наконец Генрих показал на скамью у огня:

– Садитесь. Вы устали и промокли, и, кроме того, я должен услышать, что же на самом деле произошло. Кто этот Харботтл и почему он украл ребенка?

Мэриан беспрекословно подчинилась.

– Ребенка зовут Лайонел. Он – мой сын, и я не могу сказать, почему кому-то понадобилось похитить его. Харботтл – безземельный странствующий рыцарь, служивший когда-то моему отцу, и я опасаюсь худшего.

Она поднялась, и Гриффит мгновенно оказался рядом.

– Мы должны немедленно ехать. Страшно подумать, что может сделать с малышом Харботтл: вышвырнуть, избить…

Она пошатнулась, и две пары рук поддержали ее. Генрих, поверх ее головы, сказал:

– Она напоминает мне об Элизабет и юном Артуре. Эта нежная женщина превращается в тигрицу при одной мысли об угрозе младенцу.

Гриффит не согласился с этим утверждением, но промолчал. И в этом молчании ей почудилось что-то недоброе. Мэриан внезапно подумала, что пришла к Гриффиту в надежде прислониться к нему, найти опору, а вместо этого он оказался холодным, равнодушным и отрешенным.

– Где Арт? – спросил он.

И душа Мэриан словно умерла.

– Арт?

– Да, Арт, мой оруженосец, мой друг. Единственный, кому мы могли доверить привезти тебя из Уэльса ко мне. Где он?

Спину жгло огнем от очага, но Мэриан дрожала, как в ознобе.

– Мэриан, – Гриффит наклонился так, что лица их оказались совсем близко, – где Арт?

Она пыталась ответить. В самом деле пыталась. Даже открыла рот, но слова не шли с языка. Губы отказывались шевелиться перед лицом Гриффита, искаженного болью.

– Он мертв? – прошептал Гриффит.

– Харботтл убил его.

– А поблизости не было оврага?

Мэриан все поняла.

– Нет, я… нет. Я сама перевязала ему голову и осталась бы до конца, но он велел мне ехать за тобой.

Гриффит продолжал молчать.

– Ради Лайонела. Он тревожился за Лайонела. Мы должны отправиться в путь сегодня же, потому что с каждой минутой Лайонел ускользает все дальше.

Гриффит отвернулся от Мэриан и ее просьб, и она так и не поняла почему. Почему он не беспокоится за Лайонела?

Генрих тоже наблюдал за Гриффитом, но, заметив ошеломленное лицо Мэриан, с редким для королей тактом прервал затянувшуюся паузу:

– Лайонел, конечно, дорог тебе. Быть может, именно по этой причине Харботтл его похитил? Чтобы получить над тобой власть?

– Или отомстить.

Гриффит нашел покрывало, набросил на вздрагивающие плечи Мэриан, но, когда она попыталась поблагодарить его, отмахнулся и заметил, подчеркнуто обращаясь к Генриху:

– Она тяжело ранила его тело и тщеславие, и, вполне возможно, он решился нанести ответный удар.

– Он не может по-прежнему служить Уэнтхейвену? – спросил Генрих.

Мэриан покачала головой:

– Мой отец сказал, что Харботтл сорвался с поводка. Но больше ничего не прибавил…

– Тогда Харботтл, быть может, хочет отомстить графу, – предположил Генрих. – Или шантажировать его?

– Уэнтхейвен не желал иметь ничего общего с Лайонелом. Харботтл не настолько безумен, чтобы думать, будто Уэнтхейвен заплатит за его возвращение.

Мэриан, к своему ужасу, обнаружила, что по щекам катятся слезы. Генрих, не обращая внимания на ее грязную одежду, сел рядом и, протянув салфетку, тихо и зловеще спросил:

– У Уэнтхейвена есть причина думать, что Лайонел – ребенок не простой? И представляющий интерес не только для того, кто его любит?

Мэриан прекрасно поняла его. Какие замыслы теснятся в голове короля? Какая ярость кроется в душе? Какой гнев и унижение ощущает супруг Элизабет всего лишь при мысли о рожденном ею ребенке?

Не дождавшись ответа, король сказал:

– Лайонел – крестник королевы и, следовательно, дороже ей, чем драгоценности короны. Я никогда не позволю, чтобы ему причинили зло, если, конечно, в моих силах помочь.

«Конечно, – подумала Мэриан, – он не желает, чтобы Лайонел попал в руки его врагов, чтобы те использовали его в качестве оружия против короля».