Джейн Фэйзер - Серебряные ночи

— Если вы будете столь любезны отпустить мою руку и поводья моего коня, граф, я, пожалуй, смогу оказаться в упомянутых вами пределах.

— Не имею желания провести всю ночь в погоне за вами по степи, — отчеканил Адам.

— Неужели вы всерьез думаете, что способны догнать Хана? — деланно усмехнулась она.

— Нет, — просто ответил он, — не думаю. Но я не выпущу его из виду. Только скучно так проводить ночь. — Слегка пожав плечами, словно повторяя ее слова «так тому и быть», Адам убрал руки.

— Благодарю вас, — с насмешкой пробормотала Софи. — Очень мило с вашей стороны, граф. — Повернув Хана на юг, она слегка пришпорила его, и тот взял с места в карьер.

Адам послал свою Пеструшку вслед, стараясь не потерять их из виду, что на равнине не составляло особого труда, хотя сейчас он был полностью уверен, что они скачут в Берхольское. Он добрался до усадьбы к тому времени, как Борис Михайлов уже завел Хана в стойло.

— Значит, вам удалось ее найти? — коротко спросил он, принимая поводья.

— Да, но не уверен, что многого достиг при этом, — хмуро откликнулся Адам.

— Княжна не любит, когда хватают под уздцы, — бросил через плечо Борис, уводя лошадь.

— В прямом или переносном смысле? — поинтересовался граф, направляясь за ним в теплую, тускло освещенную конюшню, полную запахов ароматного сена и терпкого конского пота.

— В обоих, — усмехнулся мужик, — вы ничего не добьетесь, если пойдете напролом.

Но что ему оставалось делать? Раздосадованный, Адам двинулся к дому. Она объявила войну, а не он. Он взялся за щеколду парадной двери. Щеколда не поддалась. В недоумении он подергал ее и почувствовал сопротивление изнутри. С той стороны был массивный засов. Какому дьяволу понадобилось запирать ее? Даже если кому-нибудь из слуг пришло в голову выйти в прихожую и он заметил, что дверь не заперта, то мог бы сообразить, что кто-то вышел, чтобы вскоре вернуться. Подозрение переросло в уверенность. Это могла сделать только Софья Алексеевна.

Весь гнев и дурное настроение, которые ему приходилось сдерживать в течение уже половины суток — с того момента, как встретил ее в степи, — наконец выплеснулись наружу. Ох уж эти детские злые шутки! Чисто женская повадка — исподтишка, за спиной сделать гадость! Нечто подобное вытворяла с ним и Ева… Он изо всех сил заколотил в дверь, словно хотел таким образом выместить на ней долго сдерживаемое личное оскорбление, обиду и полной уверенности в том, что для него эта история добром не кончится.

— Кто там? — послышался сверху знакомый голос.

Адам поднял голову, выходя из исступленного состояния, в которое впал от тоскливых мыслей, и прекратил свое монотонно-тупое занятие. Лицо Софьи Алексеевны в обрамлении длинных распущенных волос, склонившееся над подоконником второго этажа, показалось неестественно бледным в лунном сиянии.

— Немедленно спуститесь вниз и отоприте дверь! — скомандовал он таким суровым армейским голосом, что та повиновалась без единого слова.

Софи слетела вниз по ступенькам, лихорадочно размышляя, какие еще неприятности сулит ей этот казус. Она попыталась отодвинуть засов, но тяжелые брусья оказались даже ей не под силу.

— Я не могу! — воскликнула она. — Подождите! Несколько минут спустя она появилась из-за дома. Поверх ночного пеньюара на ней была тонкая накидка, босые ноги обуты в простые домашние тапочки.

— Что еще случилось? — Софи откинула с лица густую прядь. Глаза ее выражали смешанное чувство возмущения, беспокойства и замешательства. — Вы можете разбудить всю прислугу, но не таким же образом! Они встают гораздо раньше, чем мы!

«Что за чушь она несет?» — пронеслось у него в голове.

— Как вы смеете не впускать меня в дом? — в раздражении выкрикнул он. — Что за детские шутки!

— Не впускать вас в дом? — искренне изумилась Софи. — Помилуй Бог, зачем мне это надо? — Похоже, ее удивило подобное предположение. — Парадную дверь всегда запирают на ночь. Степи полны разбойников.

— Но я оставил ее открытой, — возразил он, впрочем, уже не так уверенно.

— Значит, Григорий снова ее запер, — спокойно сказала девушка. — Это наш ночной сторож. Он проверяет запоры каждый час.

— А как же вы вошли? — в замешательстве спросил Адам.

— Через боковую дверь. Она была открыта, потому что Борис Михайлов был на улице. Дверь маленькая, незаметная. Вы не спросили у Бориса, как войти? — Порыв холодного ветра заставил ее поежиться.

— Нет. — Адам уже чувствовал себя полным глупцом. — Бы можете простудиться в этой тонкой накидке.

— Вы так стучали, что у меня не было времени одеться. — Замечание было вполне справедливым. Она стояла на мощенной камнем дорожке, облитая молочным светом луны. Адам ощутил на себе тяжелый взгляд ее темных глаз. — Неужели вы действительно подумали, что я способна сыграть с вами такую глупую, бессмысленную шутку?

Адаму очень не хотелось признаваться в этом даже себе. Не только потому, что осознал собственную глупость. Он испытывал мучительную неловкость за свою ошибку. На самом деле так оно и есть. Из всего немногого, что он успел узнать о Софье Алексеевне, можно было бы уже догадаться о ее неспособности на низкие поступки.

— Прошу простить меня, — сквозь зубы проговорил он. — Сам не понимаю, что на меня нашло. Но вам следует немедленно отправляться в дом. Не хватало еще, чтобы вы заболели из-за моей оплошности.

Софи бросила на него долгий изучающий взгляд.

— Я не нуждаюсь в вашем участии, — наконец выговорила она и пошла прочь.

Адам последовал за ней, понимая, что только подлил масла в огонь. Тревожная мысль, которая до сих пор находилась где-то в глубине его сознания, окончательно лишила его покоя. Разумеется, он доставит Софью Алексеевну ко двору императрицы, а следовательно — и к князю Дмитриеву, это несомненно. Но если княжна к тому времени хотя бы не смирится со своей участью, ее ждет печальное будущее. Князь Дмитриев не выносит неповиновения и нарушения предписанных правил. Не потерпит он непокорности и от жены, которая годится ему по возрасту в дочери. Нетрудно догадаться, что в противном случае се ждет весьма суровое перевоспитание.

Перед рассветом Софи провалилась в тяжелый сон. Ей снился какой-то бред с бегством и погонями. Высокий, аристократического вида человек с красивым, жестко очерченным ртом и темно-серыми глазами неотвратимо преследовал ее; он во что бы то ни стало хотел захватить ее, не дать вырваться на волю, к которой она стремилась: душа ее рвалась вперед, в то время как непослушное тело не могло сдвинуться с места; потом она увидела пару ярко-желтых волчьих глаз, обнаженные клыки, мощное серое туловище, изготовившееся к прыжку. Проснувшись, она обнаружила, что ночная рубашка прилипла к телу. Татьяна Федорова внесла кувшин для умывания и отдернула тяжелые шторы. Комнату залил солнечный свет весеннего утра.