Бертрис Смолл - Гарем

— Но я ведь думала, к нам приедет благообразная старушка, которой потребуются тишина и покой.

— А ты не задумывалась над тем, что ей может также потребоваться и тепло? — язвительно спросил граф. — Стерва ты, Анна! Джанет моя сестра! Только чудом можно объяснить то, что я нашел ее! Отец до конца своей жизни оплакивал ее. Как бы мне хотелось, чтобы он протянул на год дольше и застал ее возвращение на родину! Пойми, она приехала к себе домой и имеет права на все, что здесь есть!

— Это я уже поняла по вашим с ней делам, милорд. Скажи-ка лучше, как ты мог продать ей часть наследства своего сына? И всего за двести пятьдесят фунтов!

— Золотом, моя алчная женушка.

— Золотом?..

— Да-с, золотом, — усмехнувшись, подтвердил Адам. — И потом, как я уже сказал, Джанет имеет права на гленкиркскую землю. Как и наш сын, она тоже принадлежит к роду Лесли.

С этими словами он круто развернулся и вышел из комнаты, оставив за спиной пораженную и растерявшуюся графиню.

Впрочем, испытания Анны на тот день еще не окончились. Когда она спустилась к обеду, то обнаружила, что ее красавица родственница находится в центре внимания всех собравшихся. На Джанет было простое глухое платье с длинными рукавами из синего шелка с кремовыми кружевами на воротнике и манжетах. Ее роскошные волосы с пробором посередине были заплетены в три косы, которые были уложены на голове поярусно в виде короны. На шее висела простая золотая цепочка. Джанет сидела на деревянной скамеечке у камина и была окружена Фионой, Джейн и — чему леди Анна весьма удивилась — Агнес, ее дочерью, которая только что вернулась из женского монастыря. Граф, Иан и Чарльз в шотландских юбках стояли рядом.

На мгновение картинка умилила Анну, но она тут же спохватилась и испытала сильнейший приступ ревности. Ни разу еще — с того самого дня, как она впервые появилась в атом доме в качестве новобрачной, — в большом зале не было такого веселья. Никогда еще ее собственная дочь, невестка и даже Фиона не смеялись так открыто и от души, как сейчас, слушая Джанет.

«Господи, да она просто околдовала их!»

Графиня подошла к собравшимся.

— Если вы не сядете за стол, обед остынет, — довольно резко проговорила она.

Анна хмуро наблюдала за тем, как ее сын усадил Джанет по правую руку от отца, где было его место, а сам сел рядом с ней.

Во время обеда Анна по преимуществу отмалчивалась, прислушиваясь к разговору, который велся за столом. Присутствующие забрасывали Джанет вопросами о Востоке, о людях, которые там живут, об их обычаях. «Иноверцы! Грешники! Безбожники! — думала про себя Анна Лесли. — Все они заслуживают того, чтобы гореть в аду. Похотливые, сладострастные звери, которые совращают невинные христианские души. Живут даже с мальчиками». О, Анна была премного наслышана о них! Всех их следует уничтожать, включая и эту невесть откуда объявившуюся родственницу. Чтобы женщина прожила среди некатоликов почти сорок лет и осталась чистой? Рассказывайте!

В течение недели Джанет полностью обустроилась. К большой досаде Анны, она даже разрешила цыганам разбить табор на несколько суток на территории имения, а когда они ушли, Джанет стала обладательницей огромного, полудикого вороного жеребца, на котором взяла обыкновение ежедневно носиться по округе. Да притом с невероятной скоростью. О, это было великолепное животное! Неслыханно, чтобы у женщины был такой конь. Считалось, что представительницам прекрасного пола гораздо больше подходят вялые, безмятежные существа с кличками типа Леди или Принцесса. А отнюдь не исполинский, покрытый потом и пеной вороной жеребец по кличке Смерч. У Селима был конь с такой же кличкой. И когда Джанет увидела у цыган похожего жеребца, она сразу же решила, что он будет принадлежать ей и что она назовет его так же. Она купила его в конце июня. Достаточно было одного взгляда, чтобы влюбиться в этого голенастого, полуобъезженного двухгодка. Она сразу же поняла, что перед ней чистокровный арабский скакун, а через некоторое время уже договорилась о цене со старым цыганом, предводителем табора, которому хотелось отблагодарить ее за то, что она дала его людям провести несколько ночей под небом Гленкирка, несмотря на протесты хозяйки леди Анны.

— Ваше величество, спасибо тебе за ночлег и за корм нашим лошадям, — проговорил он, опустившись на колени.

Изумленная таким обращением, Джанет приказала ему подняться с земли:

— Я не королева, цыган.

Он взглянул на нее своими удивительно чистыми, бездонными глазами:

— Тебе не следовало покидать его, моя госпожа. Он и так будет велик, но, если бы ты осталась, он достиг бы еще больших высот. С минуту она от потрясения не могла произнести ни слова.

— Я вижу то, что не видят другие, моя госпожа. Тут уж ничего не поделаешь.

Она кивнула и, почувствовав, что дар речи вернулся к ней, сказала:

— Приведи коня завтра на конюшню. Я заплачу тебе. Золотом. Но не вздумай подменить жеребца! Старик усмехнулся:

— Чтобы меня потом разыскивали по всему свету? Она рассмеялась:

— По-моему, ты видишь много лишнего, цыган.

— Я вижу истину. Она отвернулась и ушла.

— Да пребудет с тобой Аллах! — крикнул вдогонку старик.

— И с тобой тоже, — не поворачиваясь, тихо ответила Джанет.

Отправляясь на прогулки верхом, Джанет неизменно брала с собой незаконнорожденного отпрыска Адама Хью Мора, который занимался выездкой Смерча.

Леди же Анна, напротив, почти всегда избегала встречаться с Рыжим Хью. Несмотря на то что он был единственным побочным ребенком Адама и родился еще до того, как леди Анна приехала в Гленкирк в качестве жены графа, она терпеть не могла Хью и его мать Джинни.

Родня Джинни жила и работала на землях Лесли так давно, что сейчас уже никто и не мог припомнить, когда это началось. Самой Джинни было шестнадцать лет, и она работала молочницей, когда на нее положил глаз Адам. Девушка потеряла невинность в двенадцатилетнем возрасте, но не была блудницей. Поэтому, когда она сказала Адаму, что ждет от него ребенка, пятнадцатилетний подросток знал, что она не лжет ему. Сын родился на день Святого Михаила, и всем сразу стало ясно, что он действительно от Адама. У него были отцовский нос, рот, родинка на ягодице и наконец рыжие волосы — фамильная метка всех Лесли. Благородная родня признала его за своего. На крестинах сам Патрик Лесли держал малыша на руках, а Адам выступал в роли крестного отца. Джинни переехала в небольшой собственный флигель, и ей была назначена ежегодная рента.

Она тихо и мирно растила ребенка, и довольно часто к ним заглядывал Адам. Время от времени молодой граф искал приюта в объятиях Джинни, ибо его собственная жена была холодной и чопорной девушкой. Однако Джинни теперь была осторожна и позаботилась о том, чтобы больше детей не было.