Бертрис Смолл - Любовь дикая и прекрасная

Наконец их вернул к действительности настойчивый голос:

— Милорд! Милорд! Нам надо поспешить. Уже рассвет, и скоро прилив обратится против нас.

Ботвелл неохотно отстранился от Катрионы, но синие глаза ни на миг не отрывались от изумрудных.

— Прощай, любимая, — сказал он тихо.

— Счастливого пути, дорогой милорд, — ответила она.

Френсис повернулся и, поспешно ступая по песку, пошел к шлюпке.

— Френсис!

Граф посмотрел назад и увидел, что Кат бежит к лодке.

Он схватил ее простертые руки.

— Я люблю тебя, Ботвелл! Никогда не было никого, подобного тебе. И никогда не будет!

Ботвелл ответил ей нежным взглядом.

— Знаю, Катриона. Всегда знал. А теперь, дорогая, подари мне свою улыбку. Дай мне еще раз увидеть ту улыбку, что превращает меня в раба.

Это было ужасно трудно. Лодка отходила от берега, и их руки разъединились, но Кат улыбнулась возлюбленному своей лучезарной улыбкой и уловила его последние слова, доносившиеся сквозь шум волн:

— Я буду любить тебя всегда, Катриона Маири.

Кат стояла на мокром песке в это холодное апрельское утро и смотрела, как скользит по волнам утлое суденышко, уносящее пограничного лорда. Она увидела, что граф благополучно взобрался на борт корабля и тут же подняли якорь.

Паруса быстро наполнились ветром, судно понемногу начало Удаляться. А она все стояла и смотрела, до рези в глазах, а корабль уменьшился до маленького пятнышка на горизонте.

Она даже не замечала, что волны давно уже лижут ее сапоги.

Внезапно графиня услышала знакомый голос:

— Хватит, мадам! Пора возвращаться домой.

Она повернулась и увидела своего мужа; глаза его показались кусочками льда. Протянув руку, он грубо сорвал с нее плащ и презрительным взглядом оглядел выпирающий живот. Сила его удара повергла Кат на колени. Защищаясь, она обхватила себя руками и вызывающе посмотрела на Гленкерка.

— Только тронь ребенка, и Бог свидетель, я уйду за ним! И тогда тебе придется иметь дело с Джеймсом Стюартом в одиночку!

Грубо подняв ее на ноги, граф прорычал:

— Я позволил тебе распутничать с твоим любовником, но не признаю его ублюдка! Когда родишь, он исчезнет!

— Тогда исчезну и я, Патрик! — прокричала Катриона в ответ. — Если бы ты оградил меня от домогательств короля, то я бы осталась тебе доброй и верной женой. Но ты даже и не подумал, а я полюбила Френсиса. Теперь мне придется всю оставшуюся жизнь прожить одной, в разлуке с любимым. Но у меня будет этот ребенок, и я не позволю тебе отнять его! Прежде убьешь меня саму! А если попытаешься украсть ребенка, то заберу его и поеду вслед за Ботвеллом!

Она кричала все громче.

— Меня вынудили пожертвовать и моим счастьем, и все ради этих проклятых Лесли! И теперь ты пытаешься отнять у меня единственную живую память о Френсисе? Боже! Ненавижу тебя! Ненавижу!

Гленкерк с яростью ухватил ее за руку, больно вонзив свои пальцы.

— Сдерживайтесь, мадам, — тихо процедил он сквозь зубы. — Нет нужды оповещать весь округ о наших разногласиях, Продолжим этот разговор в Гленкерке.

Кат вырвалась.

— Говорить не о чем, Патрик.

Она начала взбираться по тропе на вершину утеса, где терпеливо ждала ее лошадь. И только тут графиня осознала, что люди Гордона исчезли, а на их месте стояли люди Лесли. Ею овладела внезапная усталость, и она бы споткнулась и рухнула на землю, если бы ее не удержала за локоть сильная рука Патрика.

— Двигайтесь, мадам. Ни к чему сейчас славной ботвелловской шлюхе падать и разбивать свое красивое личико, Мы едем прямо в Гленкерк.

— Это почти три дня пути, — возмутилась Кат.

— Так, — угрюмо подтвердил граф.

— Ты не убьешь ни меня, ни ребенка, Гленкерк. Я скакала с ним по пограничью.

Он ничего не сказал, но помог ей взобраться в седло.

Изнуренная душой и телом, графиня нуждалась в отдыхе, но Патрик соглашался делать привал лишь на считанные минуты, чтобы люди могли облегчиться, а лошади передохнуть. С каждой милей она все больше бледнела. Один раз даже Конолл поднял голос:

— Во имя милосердия, сэр! Вы наверняка убьете ее.

Позвольте же ей отдохнуть!

Но прежде чем муж успел ответить, Кат уже все решила:

— Нет! Мы едем прямо в Гленкерк!

Патрик бросил на нее сердитый взгляд.

— Здесь я распоряжаюсь, — заметил он.

— Поди ты к черту, Гленкерк, — ответила она безразлично и пришпорила коня.

Наконец отряд прибыл в фамильный замок.

Патрик помог Катрионе спешиться, и она приняла его помощь, а затем, ни на кого не глядя, прошла в свои покои и без сил опустилась на пол.

Графиня так никогда и не узнала, что все время, пока она лежала в бреду, за ней ухаживал один Патрик. А граф снова увидел, какую ужасную боль причинили ей они с Джеймсом и даже Ботвелл. Кат, находясь в забытьи, вновь все пережила, и, сидя рядом, Гленкерк не мог не разделить эти переживания. На какое-то время жена даже вернулась в те ранние дни перед их свадьбой, когда она с робостью подарила ему свою невинность, а затем яростно отстаивала свои права.

Потом пришлось узнать, как ее принуждал король, и граф испытал удар, к которому оказался вовсе не подготовлен. Отвратительно было слушать, как Джеймс навязывал Кат извращения, а она упрашивала не принуждать ее. А затем Патрик пережил и само изнасилование, но увиденное глазами жертвы. Горько плача, Катриона села на кровати прямо и, уставившись на мужа невидящими глазами, простерла к нему руки, умоляя не подвергать ее позору. Гленкерк был опустошен.

Но самым болезненным для Патрика Лесли оказалось еще раз услышать от Катрионы о ее любви к Ботвеллу. Когда жена говорила о Френсисе, ее лицо имело какое-то новое выражение, совершенно отличное от того, какое Гленкерк всегда любил. Граф видел гораздо более прекрасную женщину — спокойную и зрелую. Что Кат с Ботвеллом обожали друг друга — это было очевидно, и Патрик, любивший ее с самого детства, до боли огорчился, узнав, что теперь леди Лесли могли удовлетворить только объятия Френсиса Стюарта Хепберна.

Гленкерка глубоко тронуло, что она пыталась отдать Ботвеллу свое состояние, но пограничный лорд отказался.

Забавно, подумал Патрик, если бы они с Френсисом не полюбили одну и ту же женщину, то могли бы стать друзьями. Единственное, что не довелось услышать графу, — так это правду об отцовстве близнецов. Даже в беспамятстве Кат защитила своих детей.

Несколько дней спустя она снова пришла в сознание и тут же испуганно схватилась за живот.

— Не бойся, — одернул ее Гленкерк, — твой полукровка все еще у тебя.

И ушел, предоставив ее заботам слуг. Кат была крепким созданием, и силы ее быстро восстанавливались. На лицо вернулся румянец, и с каждой неделей графиня становилась глаже и пухлее. Она либо отдыхала, либо играла с детьми. Только Бесс, уже достаточно взрослая, понимала, что ребенок, которого мать носила в себе, был не от ее отца. Но Бесс не хотела больше с ней воевать и решила помириться, попросив стать крестной ребенка. Довольная Катриона согласилась.