Виктория Холт - Зыбучие пески. Книга 2

— Когда вы там стояли на коленях, вид, надо сказать, у вас был весьма напуганный. Может, и сейчас вам еще немного не по себе. — Он взял меня за руку и с насмешливой улыбкой стал считать пульс. — По-моему, несколько частит, — заметил он.

— Признаюсь, я действительно испугалась. Вы подошли так неожиданно.

— Вы ведь не брошь искали, не так ли? Вы всегда трогаете рукой шею, где закалываете блузку брошью, чтобы проверить, на месте ли она. А она на месте. — Он подошел совсем близко и тронул рукой брошь. Я затаила дыхание… Все его дружелюбие улетучилось в секунду. Он знал, что у меня на уме, и, боюсь, ненавидел за это.

— Давайте все-таки будем искренними, — укоризненно сказал он, опуская руки.

— Разумеется.

— Значит, раньше вы не были искренни? Вы пришли сюда, решив, что Эдит захоронена здесь… в этой роще?

— Но должна же она где-то быть.

— И вы решили, кто-то… убил ее и зарыл здесь?

— Не думаю, что решение этой загадки именно таково.

— У вас есть другое?

Я сказала:

— Мне кажется странным, что в этой округе пропало двое людей.

— Двое? — переспросил он.

— Разве вы забыли о женщине-археологе?

— Она тоже пропала. Да, действительно, — он отступил на шаг и прислонился к стене часовни. — И вы считаете, она тоже зарыта здесь. А убийца уже есть на примете?

— Откуда же? Но всем нам станет легче жить, если мы узнаем ответы на эти вопросы.

— Всем — может быть, но не убийце. Не кажется ли вам, что ему в этом случае пришлось бы худо?

— Мне кажется, ему — или ей — и сейчас не слишком весело.

— Почему же?

— Разве можно веселиться и быть счастливым, отняв у кого-то жизнь?

— Если человек считает себя центром вселенной, а других ни во что не ставит, ему ничего не стоит прихлопнуть человека как муху или осу.

— Полагаю, такие люди есть на свете.

— Боюсь, что есть: скорее всего, наш убийца доволен собой. Он выиграл. Он получил, что хотел, а никто при этом даже не предполагает, кто он. Давайте пройдемся по роще и поищем могилы жертв. Ведь вы это хотели сделать?

Я ответила:

— Мне нужно работать. Я должна вернуться домой.

Он улыбнулся с большим недоверием, и мы пошли к лошадям. Он придержал мою, пока я садилась, затем сам вспрыгнул в седло и до самого дома ехал рядом со мной.

Я направилась прямо в свою комнату и, войдя, сразу подошла к зеркалу. Надеюсь, эмоции не слишком отразились на моем лице, поскольку не уверена, что я вообще что-либо чувствовала.

Я была ужасно напугана и просто не желала видеть того, что само бросалось в глаза. Все равно не поверю, хотя бы потому, что я так решила.

Годфри Уилмот постоянно искал возможности остаться со мной наедине. А это было нелегко, ибо миссис Рендолл внимательно следила, чтобы таких возможностей у нас не возникало.

Все же следует признать, что, дразня ее, я находила злое удовольствие и надеялась, что оно поможет развеять то тяжелое уныние, которое совсем завладело мною. Я старалась гнать от себя все мысли о Нэйпире, а в обществе Годфри это удавалось легче. Помогало и то, что он знал, кто я, и его любовь к музыке, и глубокий интерес к предмету, который был жизненной целью моей сестры и моих родителей и который привел их к гибели. Меня утешало все возрастающее взаимное дружелюбие в отношениях с этим обаятельным человеком, открытым и искренним, совершенно свободным от всех тех сложностей, которые хоть и имели колдовскую притягательность, но делали мою жизнь тревожной и беспокойной.

Разумеется, я не пыталась избегать встреч с Годфри, и мы частенько посмеивались над миссис Рендолл и договаривались, как расстроить ее намерения не дать нам остаться наедине.

Иногда встречались в церкви, где Годфри часто играл на органе. Обычно я пробиралась туда, пока он играл, и так же поступила и в тот день, когда так неловко столкнулась с Нэйпиром в роще.

Церковь эта — прелестный памятник архитектуры четырнадцатого века, с башней из серого камня и замшелыми стенами. Я стояла у двери, вслушиваясь в полнозвучные органные тона, глубоко растроганная мастерской игрой Годфри. Мне не хотелось отрывать его, и я стояла тихо, рассматривая окошко с цветным стеклом, посвященное Бью; скамью семейства Стейси; выгравированный на стене перечень служивших здесь священников, от первого в 1347-м году до Артура Рендолла в 1880-м. В пустой церкви сыровато-затхлый запах веков ощущался сильнее, и я представила себе поколения Стейси, приходивших сюда для молитвы. Я подумала, что именно в этой купели крестили Бью и Нэйпира и к этому алтарю мечтала пойти Сибилла вместе с Гарри. Тут зазвучал триумфальный финал, и я подошла к органу.

— Рад, что вы пришли, — сказал он. — Я уже начал беспокоиться.

— Беспокоиться? Почему?

— Мне в голову неожиданно пришла мысль. Ведь вы рискуете навлечь на себя беду.

— С чего вы это взяли?

— Из-за новостей о миссис Стейси. Когда мы думали, что она уехала с любовником, поиски вашей сестры казались довольно безопасными. Но если два этих исчезновения связаны между собой, то кто-то же должен быть в них виновен. Если люди живы, они не могут исчезнуть бесследно. Мне пришла в голову мысль, что в наших краях объявился опасный убийца. И вряд ли он будет доволен, если кто-нибудь сунет нос в его дела, не так ли? А вполне возможно, что, если он недоволен кем-то, он попросту… устраняет его.

— Так вы назначили меня следующей жертвой?

— Боже сохрани и помилуй! Но вам следует быть очень осторожной.

— Понимаю, что вы хотите сказать. Вы имеете в виду конкретного человека?

— О да.

— Кого же?

— Разумеется, мужа.

— Не слишком ли тривиально?

— Боже мой, да ведь здесь не пьеса разыгрывается! Это все — жизнь. Кому же понадобилось избавляться от миссис Стейси, если не ее мужу?

— Мог найтись и еще кто-нибудь.

— Подумайте о причинах. Понятно, она была богатой наследницей. К тому же он с самого начала не очень-то рвался жениться на ней.

— Он искренне горевал о случившемся. И мне не нравится наш разговор. Он какой-то… безжалостный. Мы не имеем права его продолжать.

— Но мы должны реально посмотреть на вещи.

— Если клеветать на невинного человека и значит реально смотреть на вещи, то…

— Но откуда вы знаете, что он невиновен?

— А разве мы не обязаны считать человека невиновным, пока его вина не доказана.

— Вы говорите о британских законах. Но мы-то не судьи, мы всего-навсего, сыщики-любители и должны рассмотреть все варианты.

— В таком случае, я могу предположить, что виновны вы, а вы — что я.

— Могу, но каковы мотивы?

— Полагаю, найти их несложно. Вы можете оказаться двоюродным братом, до времени скрывающим свое происхождение и желающим унаследовать Ловат-Стейси. И убиваете Эдит, рассчитывая, что ее мужа обвинят в этом преступлении и повесят, а вы станете наследником.