Элли Комаровская - Глаза цвета неба

— Матушка, приехал видать кто, опять у ворот войско, — позвал ее Фрол. Настя оставила работу, вышла во двор. Ворота отворили, узнав воеводу Еремея.

Вести он привез тревожные. Сообщил, что князь Ярослав своей волей княжество младшему передал — Даниилу. Вот теперь ездят они, по подворьям дань собирают, дабы в Орду свезть да ярлык получить. У них в орде тоже ох, как не спокойно. Вести пришли, что умер Берке хан, а вместо него теперь будет Менгу-Темир. Так ему в ножки надо пасть да дани откуп побольше дать. Прогневается, захочется ему новых побед, пошлет он войско на Русь, пожжет опять города. Не приведи Господь.

Все перекрестились.

— Да ведь не далече были люди князя Владимира, в закромах наших изрядно почистили. Что же это поборам конца нет? — запричитала Пелагея.

— Как?! Здесь были люди княжича Владимира?! Ох, окаянный! — закачал головой Еремей. — Князь Владимир — отступник! Еще при жизни Ярослава супротив него козни вел, с половцами сговор имел. Великий князь Ярослав лишил его прав на престол!

— Да что же это делается! Пожалей деток малых, как мы зиму-то переживем? — взмолилась Настя.

— Матушка, чем можешь поделись, времена сейчас такие, всем трудно, — настаивал на своем воевода. И жалко ему было Настю, но и дань собрать было надобно. Из амбара стали забирать последние мешки.

— Корову, корову-кормилицу оставь! — в сердцах крикнула Настя, увидев, как из хлева корову выводят.

Еремей вздохнул. Сердце его дрогнуло.

— Кузьма, верни корову на место. И мешок муки-то оставь, — распорядился Еремей. Кузьма пробурчал под нос недовольство, но корову и мешок муки оставил.

Уехали. Настя села на лавку возле дома, закрыла лицо руками. Душило отчаянье и страх. Чем детей кормить? До осени еще дожить надо, а в доме шаром покати. Подошел Егорка, погладил по голове.

— Я тут, мамка, повиниться хотел. Ты только не серчай шибко, — робко проговорил он. Настя отняла руки, поглядела на сына. Вздохнула.

— Ну сказывай уже. Куда уж хуже.

— Я в мешках муку сыпал, а туда, вместо муки, песка для веса, а потом снова муки. Вот сберег два мешка… получилось. Я их в сарае под пол спрятал.

Настя не знала, плакать ей или смеяться, радоваться или ругаться. Егорке нужна была твердая мужская рука.

— Эх… Ногая на тебя нет! — вырвалось у Насти. Она закусила до боли губу, закрыла рот рукой. Щеки ее зарумянились. Она сказала не то! Должна была сказать про их отца, про Ивана.

— А кто это, мама?

— Это самый главный воин у ордынцев, грозный, но справедливый. У него тридцать тысяч человек, и все как один его слушают — не балуют, не воруют. Честно живут. Там обманщиков не любят. Вот подумай, что будет: приедет княжич Даниил с данью, а там — песок. Ако осерчает Великий хан, да казнит его за обман. Ты об этом подумал? — выговаривала Настя. Егорка молчал, потупившись. Эх. Подло сын поступил, но мешки эти припасенные помогли им до осени протянуть, ох как помогли.

Осенью Иван не приехал. К ним заехал купец, сказывал, что Иван Тимофеев честный купец, очень ему помог, да просил семью его не забыть навестить. Привез купец соли, сукна, да пять мешков крупы, да муки.

Много страшного видал Иван в своем торговом пути. Горящие избы, полуголые обездоленные бабы да дети. Люди казненного князя Бориса ушли в глубь Руси и там бесчинствовали. Молодые княжичи выясняли, кто из них править будет, им было не до жалобщиков. Грабежи росли.

Еще осенью Тимофеев решил: надо уезжать. Но куда — не знал. По дороге в Новгород случай свел его с купцом из Царьграда. Напали в дороге на иноземного купца бандиты, Иван со своими людьми подоспел, помог отбиться. Сдружились, тот зазвал к себе. Сказывал, что нет у них ордынцев, нет грабежей и каждый ездит и торгует свободно. Да налог с продажи платят императору как положено, но сверх того никто их не обирает. Тимофеев загорелся страну иноземную посмотреть. То, что он там увидел, по нраву ему пришлось.

Иван вернулся домой только к Троице. Изрядно схуднувший, но с деньгами, золотом. Сторговал хорошо. В сердце своем Тимофеев имел решение твердое, одно его терзало: как уговорить теперь Настю? Он решил не обсуждать, а поставить ее перед фактом.

Настя заупрямилась.

— Это ж дом наш! Как же это? Куда? Да всем непросто! Не бросать надо, а бороться. Постоять за родную землю!

— Мечом по нраву пришлось махать? Приключений ждешь?! Ты — жена, удел твой — деток беречь да мужа слушаться! Ты, может, еще одно дитё народишь! У твоих ровесниц уже по пять, шесть детей, а ты все про бой думаешь! Кто семью сбережет, пока ты воевать пойдешь? А может, ты ордынца того ждешь?

— Господь с тобой, Ваня, о чем ты говоришь?!

— А тот военачальник, Ногай, что отпустил тебя?! Может, о встрече с ним грезишь, потому и ехать не хочешь?

— Ваня! Что ты несешь? Да сдался он мне! Нет моей вины! По сем напраслину наводишь!..

— Ну, прости… прости! Не сдержался. Ехать надо. Ехать прямо сейчас. Баскаки, ироды ордынские, перепись людей затеяли. Кто холоп, а кто боярин, кто крестьянин, кто купец. Кто сколько дани платить должен. Куда уйдешь, если к земле приписан будешь? Данью обложат — не вздохнешь! Последнюю рубашку заберут! А если нет ничего так и в полон, в Орду заберут! А жаловаться кому? Кто у нас Великий князь? Поди разбери! Нечего беды ждать! Собираться надо и уезжать!

Настя сдалась.

Ногай побывал и в Персии, и в Египте, был он в Венгрии, а теперь путь его лежал на богатые европейские земли, в Булгарию.

Он много слышал об этом, ранее покоренном Бату, но потом восставшем, отказавшемся платить дань государстве. Он использовал тактику Великого ордынского завоевателя, отправлял небольшие отряды по сто человек загодя, те разведывали, прокладывали дорогу; далее шел передовой отряд, и лучники, и тяжелая конница.

Из донесений вызнал Ногай, что осели в Булгарии половцы и богатыми посулами старался переманить их на свою сторону.

У болгарского царя также были свои соглядатаи, он начал стягивать войска со всех границ государства, призывал вассалов отдать долг перед своим сюзереном. Разослал он и западным правителям послов с просьбой о военной помощи, указав: «падет Болгария — некому будет прикрывать Европу. Вы следующие станете.» Французский король счел лучшим для себя не заметить письмо. Сам он готовился к новому крестовому походу во славу гроба господня, и ему не было дела до диких степных варваров.

Правитель же Священной Римской империи, хорошенько взвесив доводы, согласился помочь. Германский правитель также припомнил Бату, и то, что чудо развернуло тогда его орду и спасло Германию от разграбления. Направили они свои войска в помощь болгарскому царю.