Наталья Павлищева - Леди Гамильтон и Адмирал Нельсон. Полжизни за любовь

И нужно серьезно заняться вопросом пенсии для Эммы, если уж старый тюфяк не смог добиться таковой для себя. Быть в приятельских отношениях с королем и не получить пенсию за тридцать лет безупречной службы! Нет, этот лорд Гамильтон определенно ни на что не был годен и ни о чем не думал, кроме своих черепков.

Однако, когда адмирал, пользуясь своим именем, попытался обсудить эту тему, то натолкнулся на вопрос: что такого сделала для Англии леди Гамильтон, чтобы страна была ей благодарна? Помогала неаполитанской королевской семье спастись, кстати, привлекая к этому самого адмирала, действовавшего вопреки приказам командующего флотом? Этим она лишь нанесла урон репутации Англии. В таком случае пенсию следовало бы требовать от Королевства Обеих Сицилий.

Пенсия лорда Гамильтона? Но лорд не ушел в отставку, а был уволен, поскольку его деятельность в последние годы пребывания на посту мало соответствовала понятию «английский посланник», в угоду своей супруге он также занимался делами королевской семьи, а не делами службы.

Неаполитанская эпопея боком выходила Гамильтонам. Нельсон ничего не стал говорить Эмме, понимая, как взъярится любовница. Она-то считала, что оказала огромную услугу Англии, спасая Марию-Шарлотту с детьми и мужем. Неблагодарные!

А может, и правда попросить помощи у Марии — Шарлотты или короля Фердинанда? Но как? Адмирал решил, что это ниже его достоинства, пока он жив, любимая женщина и обожаемая дочь ни в чем не будут нуждаться, даже если для этого придется потопить все всех остальных стран!

Лорд Гамильтон умер, теперь ничто не могло помешать влюбленным перевезти маленькую Горацию в Мертон. К тому же девочка все еще не крещена. Но как объяснить друзьям, что это за ребенок, если ее появление на свет скрывали от всех? К тому же Эмма была снова беременна, и это дитя зародилось в ней еще до смерти лорда Гамильтона. Что говорить о будущем ребенке? В способность едва живого лорда зачать дитя никто не поверит, признаться, что это ребенок Нельсона, тоже нельзя. Роды должны пройти в начале января, даже если сделать вид, что они раньше срока, получается, что Эмма прямо из фамильного склепа побежала в постель к любовнику. А если ребенок и правда родится раньше срока?

Как ни крути, признаваться в беременности нельзя. Это будет ее третий ребенок, и третий незаконнорожденный. Эмма рыдала: неужели ей не суждено, как другим женщинам, гордиться растущим животиком, рождением ребенка, своей материнской ролью? Неужели снова придется видеть дитя изредка и стыдливо отводить глаза в ответ на его «мама»?

Конечно, нужно было признаться лорду во всем, он же прекрасно понимал, что жена в положении, и что родила, тоже понял, Гамильтон добрый, и он тоже любил Нельсона, лорд признал бы ребенка своим! Но время упущено, и теперь Горация ничья. И следующий ребенок тоже будет ничьим…

Нельсон возмутился:

— Как это ничьим?! И Горацию я признаю своей! Ее нужно крестить. А второе дитя, если будет девочка, ты обязательно должна назвать Эммой.

Почему она вздрогнула? Нельсон сжал руку любимой:

— Конечно, Эммой! В честь ее прекрасной матери. О, я представляю, какой красивой будет эта малышка.

— Лучше малыш…

— Согласен! Согласен на еще много малышей и малышек.

Эмма так и не призналась, что одна дочь с таким именем у нее уже есть, Нельсон ничего не знал о маленькой Эмме, которая, впрочем, маленькой уже не была…

Удар следовал за ударом.

Гревилл заявил, что из положенных по завещанию восьмисот фунтов для Эммы и миссис Кэдоган счел возможным вычитать налоги, в результате оставалось немногим больше семисот.

Эмма бушевала:

— Подлец! Получил все мое и после этого урезает даже оставшиеся крохи!

Чарльз в ответ пожимал плечами:

— Почему я должен оплачивать чужие налоги? Неужели недостаточно того, что эта женщина почти два десятка лет каталась как сыр в масле и наставляла моему дяде ветвистые рога?

Он объявил, что согласен взять на свое обеспечение миссис Кэдоган, но при условии, что та поселится в шотландском имении и перестанет общаться с дочерью.

Эмма со злости разбила драгоценную вазу, которую можно было выгодно продать, получив полугодовое содержание. Эта ваза принадлежала Нельсону, а потому взъяренную женщину никто не укорил.

— Горацио, а если бы все это древнее барахло стояло внашем доме, а не было оставлено на Пиккадилли, мысмогли бы на него претендовать?

Нельсон пожал плечами:

— Не думаю, у коллекционеров каждый черепок на учете независимо оттого, где он находится.

— Боже мой, боже мой! Неужели куча вот этих камней с вулкана может иметь какую-то ценность?! Если бы я знала, то везла бы из Неаполя не платья или ноты, а камни, черепки и прочую дрянь!

Эмме не приходило в голову, что «дрянь» куда более ценна, чем ее платья, и «черепки» прежде нужно раскопать и разыскать.

Через месяц после смерти лорда Гамильтона адмиралтейство известило адмирала Нельсона, что если он не намерен уходить в отставку, то должен прибыть в Портсмут, чтобы занять свое место на «Виктории». Предстояла война с Францией, корабли Наполеона в любую минуту могли показаться в Канале.

Два таких удара за один день — завещание лорда Гамильтона, оставлявшее ее со скромными средствами, и вызов Нельсона на службу — слишком много даже для непотопляемой Эммы. Она боялась, что этот поход станет для Горацио последним.

А потом было рождение еще одной девочки, все же названной Эммой по настоянию Нельсона и умершей почти сразу. Эмма рыдала, считая, что в смерти ребенка виновато имя, потому что дочь Эммы по имени Эмма уже есть, в мире не должно быть еще одной. Кроме того, судьба упорно не давала ей сына.

А еще леди Гамильтон явственно ощутила, что вокруг рушится все.

Нет, Нельсон ежедневно писал сумасшедшие письма на многих листах, она отвечала тем же, казалось, почта флота Англии работала на этих двоих, но как могло быть иначе? Они жили друг дружкой уже столько лет, но их чувства не ослабевали. Нельсон, и только Нельсон, он самый умный, самый смелый, самый замечательный!..

Нельсон отвечал тем же: Эмма лучше всех, она самая красивая, самая лучшая женщина на свете!

Стены Мертона увешаны портретами этих двоих, везде взаимные восхваления, гимны и дифирамбы, на которые друзья смотрели с легкой усмешкой, а чужие насмехались откровенно. Адмирал Нельсон болен фанфарной болезнью, он стал слишком зависим от восхвалений, мало того, требовал, чтобы вместе с ним возносили до небес и его подругу.

Сама совместная жизнь в Мертоне скандальна, ведь теперь рядом с ними не было прикрывающего все лорда Гамильтона. Эмма вдова, а Нельсон по-прежнему женат. Даже видимость приличий больше не соблюдалась. От пары все больше отворачивались знакомые. Нельсон успокаивал любимую: