Лара Темпл - Роковой поцелуй

Подумать только, она беспокоилась, что поцелуй в очередной раз напомнит ей о Бертраме!

Теперь, после того, как лорд Синклер ушел, Оливия сама себе удивлялась. Неужели ей хватило дерзости просить его о поцелуе?! Она слишком много ему рассказала, слишком много открыла… Столько она еще никому о себе не рассказывала. Почему он вызвал у нее такое доверие? Должно быть, она сошла с ума.

И пусть она вконец унизилась, у всего есть и светлая сторона. Теперь она знает, что не обречена вспоминать о Бертраме, стоит какому-нибудь мужчине к ней приблизиться. Как ни нравились ей объятия Бертрама до его измены, она не помнила, чтобы испытывала с ним такие же мощные ощущения, как сейчас. Она помнила возбуждение самого Бертрама. Ей нравились нежные слова, которые он шептал ей на ухо, но больше всего нравилось ощущение власти над ним. А потом… все оказалось ложью. То, что произошло сейчас, не идет ни в какое сравнение с прошлым… Она даже не знала, понравилось ли лорду целовать ее, или он просто уступил любопытству и желанию одержать над ней верх.

Оливия понимала одно: она навсегда запомнит каждую секунду их близости, каждую деталь… Его черные волосы, более шелковистые и теплые, чем шелковые шали, запах мускуса, мыла и еще чего-то далекого и вместе с тем странно знакомого… Она закрыла глаза, и он тут же предстал перед ее мысленным взором… Вот он прищурился, его глаза потемнели, когда он склонился над ней. А его пальцы! От их прикосновений она словно оживала! Она вспомнила его губы совсем рядом с ее губами… и обжигающий миг самого поцелуя…

От разнообразия охвативших ее эмоций Оливия совершенно растерялась.

Даже после того, как он ушел, она по-прежнему чувствовала себя… ожившей и полной сил.

Она пришла в полнейшее замешательство.

Она вздрогнула, взяла его бокал с недопитым бренди, покачала, наблюдая за янтарной жидкостью. Пакет с письмами его отца лежал там, где она его оставила. Она видела, что почерк остался четким и разборчивым, хотя с того времени, как их написали, прошло двадцать лет. Лорд Синклер смотрел прямо на них, не показывая виду, что узнал почерк. Ей казалось, что любому нормальному человеку захочется прочесть письма, написанные его покойным отцом, пусть даже он относится к своему родителю с неприязнью… Сама Оливия не питала особо теплых чувств к своим покойным родителям, но охотно прочла бы их письма… хотя ее родители, скорее всего, писали бы об орхидеях и другой редкой флоре.

Она слишком много думает о новом знакомом… Так нельзя.

Оливия вздохнула и, отпив бренди, посмотрела на свою Стену Догадок. Взяла лист бумаги, окунула перо в чернильницу. Своим неразборчивым почерком написала заголовок и подчеркнула его:

«Лорд Синклер. Черты характера»…

Расплатившись с кучером, остаток пути Лукас проделал пешком. Он приказал высадить себя в полумиле от Спиннер-стрит, так как решил, что ему полезно будет растратить часть лишней энергии. Он не привык к мятежам ни со стороны либидо, ни со стороны своей совести. Поняв, что то и другое тянут его в неверном направлении, он пришел к выводу, что лучше на время отступить.

И все же… Он понимал, что в происходящем не до конца виновен его мятежный организм. Раньше он никогда не позволял телу управлять собой и не собирался допускать ничего подобного впредь – он ведь не мальчишка! Однако он никак не мог выгнать из головы противоречивый образ Оливии Силвердейл, которая очень ловко заставила его выяснить личность таинственного Элдрича. Оливия представала перед его мысленным взором то в обличье яркой и безвкусной мадам Булгари в атласе и шелках, то в виде смущенной девицы под вуалью, которая тем не менее довольно хладнокровно делилась с ним своими соображениями. Но чаще всего он вспоминал совсем юную девушку, которой не терпелось провести эксперимент с поцелуем… При этом она выглядела одновременно растерянной и странно решительной.

Несмотря на ангельскую внешность, она совсем не беспомощное создание. Немногие женщины и даже немногие знакомые ему мужчины действовали бы так же, как она. Разумеется, увидев перед собой непробиваемую стену, большинство его знакомых непременно отступили бы. А мисс Силвердейл… Если на ее пути возникала высокая стена, она уговаривала какого-нибудь глупца перелезть через стену ради себя. В последнем случае так произошло с ним самим. Лукас улыбнулся, сообразив, что во время войны знавал нескольких полководцев с такими же чертами характера. Конечно, не обо всех он вспоминал с теплотой.

Ему то и дело приходилось напоминать себе, что он за нее не отвечает. И все же пришлось признать, что мисс Силвердейл чем-то напомнила ему Сэм.

Он остановился перед неприметной дверью дома номер 15. Вполне возможно, именно сходство с сестрой и заставляет его сражаться с ветряными мельницами по просьбе новой знакомой. Сэм он пока ничем помочь не может. Разумеется, это не повод для того, чтобы водить компанию с маленьким фельдмаршалом, страдающим бредовыми идеями. Оливия Силвердейл – не его сестра. Чутье подсказывало, что на этом пути его ждут крупные неприятности. Поэтому он сдержит данное ей слово и тут же снимется с лагеря.

Он постучал и стал ждать. Прошло довольно много времени. Наконец дверь распахнулась. На пороге стояла седовласая женщина, чем-то похожая на Наполеона Бонапарта. Во всяком случае, она смотрела на него так же воинственно, сжимая в руке припудренную мукой скалку.

– Что вам надо?

Настороженно покосившись на скалку, он спросил:

– Мисс Силвердейл дома?

Старуха обернулась через плечо:

– Мисс, вы знаете этого плута?

– Плута?! – В прихожую вышла мисс Силвердейл. – Ах да, Нора… Я забыла тебя предупредить, что у нас гость. Хотя, откровенно говоря, я ожидала, что он предупредит перед тем, как приходить сюда. Входите, лорд Синклер! Нора, приготовь чай.

Нора поспешила к черной лестнице, а Лукас следом за Оливией прошел в кабинет. Он бросал на нее взгляды исподтишка, немного жалея, что она не надела костюм мадам Булгари. Не верилось, что молодая особа в приличном платье из бледно-желтого жатого муслина и вчерашняя разбитная оккультистка – одно и то же лицо… Как и вчерашняя отважная девица, которая так страстно и охотно отозвалась на его поцелуй.

Прилив желания снова вызвал у него угрызения совести. Не верилось, что вчера он попросил ее о поцелуе. Он поступил не только плохо, но и глупо. Кому как не ему с его опытом знать: она вполне могла неправильно истолковать его интерес к ней и вбить себе в голову дурацкие романтические фантазии. Будь у него хоть капля здравого смысла, он бы просто послал ей записку, в которой сообщил, что ему удалось выяснить. Он ведь уже понял: от непосредственного общения с ней ничего хорошего не выйдет.