Тереза Ромейн - Леди-плутовка [litres]

В том, что сэр Фредерик замешан в преступлении: либо как один из четверки, либо как организатор ограбления, – сомнений не было. При аресте он едва не застрелился, но его убедили успокоиться, вспомнить о долге гражданина, искупить вину, сделав все, чтобы правосудие восторжествовало. К сожалению, одиннадцать месяцев, проведенные сначала в Нортумберлендской тюрьме, потом в Ньюгейте, похоже, заставили его изменить мнение.

Всем было известно, как тянут в Олд-Бейли с рассмотрением дел. А важность дела, к тому же связанного с королевской наградой, обещанной за возвращение национального сокровища, еще больше замедлила колеса правосудия. Показания повторялись, разбирались и снова повторялись. Свидетели вызывались, допрашивались защитой и обвинением. Никто не мог позволить себе совершить ошибку.

Кроме сэра Фредерика. Он мог позволить себе все. Даже труп, чтобы свалить на него вину.

Ледяной, окончательно отчаявшийся Гарри Дженкс переворачивался в гробу.

– Почему сейчас? – спросил Дженкс. – Почему не месяцы назад, сэр Фредерик?

«Я знаю, что ты лжешь, и ты знаешь, что я знаю. Но почему ты не солгал в прошлом июне, чтобы избавиться от тюрьмы?» – означал его вопрос.

– Я чувствовал себя морально… виновным, – ответил баронет, и Дженкс впервые поймал в его взгляде отблеск искреннего чувства.

Но вот он поднес к губам бокал, осушил, и мгновение пролетело.

– И все же Джоны Смиты не собирались никого калечить, а тем более убивать! – заявил сэр Фредерик, со стуком поставив пустой бокал на стол. – И вообще кто сказал, что это я подбил Джонов Смитов на преступление? Возможно, это было всего лишь предположением.

– Вы же сами признались, что были организатором.

– У вас есть доказательства?

Баронет казался искренне сбитым с толку.

– Это слышали все, кто там были. Включая сына герцога.

– Вы о лорде Хьюго Старлинге? – пробормотал сэр Фредерик.

Каллума так и подмывало вырвать решетку и выбить баронету зубы.

– Но сейчас он не здесь. Где-то на севере Англии… или в Шотландии? Что-то в этом роде. У него там коттедж. Довольно приятное жилище, как мне говорили, и…

– Мне нет дела до его коттеджа! – процедил Каллум.

Он был уверен, что Чаппл входил в преступную четверку, но сам он не сознавался, а доказательств не было. Правда, украденное золото было возвращено на Королевский монетный двор. Лорд Хьюго потребовал награду за найденное на севере золото, а заодно и приобрел прекрасную репутацию серьезного доктора, но Дженкс потребовал от судьи с Боу-стрит дальнейшего расследования. Он не хотел ни славы, ни известности – только правосудия, чтобы отомстить за брата. Гарри был на десять лет старше и научил его играть в карты, пить не пьянея и распознавать согласие в глазах женщин. Каллум обожал Гарольда.

– Он был помолвлен, – проговорил Каллум. – Мой брат Гарри, которого убили во время ограбления. Вряд ли вы знали об этом. У всех четверых охранников была своя жизнь и были те, кто их любил, полагался на них.

– Ужасная трагедия. Я постоянно вам твержу, что вовсе не собирался никого убивать. Разумеется, я виноват, но лишь в том, что поощрял планы молодых преступников. Да я уже говорил об этом.

Баронет едва ли не с любовью говорил о ворах, словно не был одним из них, словно они неразумные дети, а не взрослые мужики уже за тридцать.

Когда-то сэр Фредерик был директором исправительной школы для бездомных лондонских мальчишек и, подобно Каллуму, который никогда не забывал раз виденное лицо, помнил всех учеников, имевших склонность к мелким преступлениям. Сам он, как адвокат, был выше подозрений, а как баронет – тем более: даже когда в его винном подвале нашли украденные золотые монеты, даже если бедняка приговаривали к смертной казни за кражу еды.

– Вы чертов лжец, – сказал Каллум бесстрастно, абсолютно спокойно, просто констатируя факт.

– Бросьте, офицер.

Сэр Фредерик шагнул к решетке. Шелковые домашние туфли выделялись кроваво-красным пятном на фоне ковра.

– Не можете же вы ожидать, что ни в чем не повинный человек подвергнется тяжелому испытанию судом, в то время как все это дело можно легко уладить?

– Ни в чем не повинный? По вашему собственному признанию, это далеко не так.

– Ужасно выглядите. – Еще один шаг к решетке. – Вам бы следовало выпить, офицер. Если найдете гостеприимного хозяина.

Гарри налил бы ему. И наливал. В последний день рождения брата Каллум водил его по пабам до тех пор, пока он, обычно спокойный, не развеселился до такой степени, что вскочил на стол и завел пьяную песню.

Каллум сорвал с головы шляпу и стал немилосердно мять поля, только чтобы не взорваться.

– Вы не ускользнете от суда. Я позабочусь, чтобы вы сидели на скамье подсудимых за все причиненное зло.

– Ничего не выйдет, – добродушно улыбнулся сэр Фредерик. – Я уеду в Нортумберленд, а вы вернетесь к своей работе: опять приметесь нарушать покой добрых жителей Лондона.

– Ловить негодяев, – буркнул Дженкс.

Ему было что добавить, просто не находилось слов, и Каллум, прищурившись, отступил на шаг. Еще на шаг, потом еще, не сводя глаз с сэра Фредерика, словно хотел удержать его в камере.

Как только камера потерялась среди рядов себе подобных, и баронет уже не мог его видеть, Каллум круто развернулся и пустился бежать, не обращая внимания на шум и издевательские вопли удивленных узников и даже недоуменные восхищения охранника, впускавшего его в тюрьму.

Пролетев мимо череды камер, Дженкс вырвался из ворот тюрьмы и помчался по улицам на юг, завернул за угол оживленной Флит-стрит, достиг Стрэнда, но и там не остановился, а на бегу стал проталкиваться через толкучку, петляя между транспортом и пешеходами, соскакивал с тротуара на мостовую и обратно, когда видел просвет между экипажам.

Мчаться, мчаться, пока горящие легкие не напомнят, что он еще жив, пока не отяжелеют ноги в сапогах, напомнив, что пока еще ходит по земле. Бежал он ради Гарри и, буквально ворвавшись на Друри-лейн, пропыхтел последний отрезок знакомой дорожки, ведущей к магистратскому суду на Боу-стрит: мозгу и совести Ковент-Гардена и всего, что находилось за ним, поскольку заседавшие здесь полицейские расследовали дела и наказывали разоблаченных преступников.

Каллум распахнул дверь здания и оглядел знакомый зал суда. Перила, столы, сиденья. Коллеги, допрашивающие свидетелей. Мелкие преступники, протестующие против задержания. И на самом верху – скамья магистрата. За ней виднелась открытая дверь тесного кабинета. Каллум прошел мимо сослуживцев, едва передвигая уставшие ноги, и окликнул:

– Фокс!

Силы вдруг оставили его, и он согнулся, чтобы отдышаться, а к тому времени как выпрямился, главный магистрат вышел из-за стола и подошел к нему. Огастес Фокс – сильный, крепкий и невероятно осмотрительный, с седеющими волосами, траурно-черными бровями и голосом, не допускавшим возражений, – был чуть выше Каллума, сейчас стоял, чуть согнувшись.