Елена Арсеньева - Лукавая жизнь (Надежда Плевицкая)

Дом был очарователен: три русские березки во дворе, тишина, покой… Особенно частыми гостями у них стали генерал Миллер и его жена Наталья Николаевна (между прочим, внучка знаменитой Натальи Гончаровой). Как бы ни относились Миллеры к чрезмерно тщеславному и честолюбивому Скоблину, внимание знаменитой певицы, конечно, льстило им, а ее обаяние, очарование, ее песни довершали дело. В 1935 году Миллер утвердил Скоблина начальником контрразведки РОВСа. И вдруг… анонимный донос: Скоблин является сексотом ОГПУ. Дескать, именно он выдал ОГПУ семнадцать внедренных в СССР агентов и одиннадцать явочных квартир.

Это была настолько ужасная и невероятная анонимка, что ей никто не поверил. Будь на то воля Миллера, он скрыл бы ее от товарищей по РОВСу, однако слухи все же просочились. Был устроен закрытый суд чести. Бледный от ярости Скоблин все отрицал и требовал хоть одного доказательства обвинений. Доказательств не было: просто перечень фактов.

– Господа, прошу всех выйти и оставить мне заряженный револьвер, – наконец сказал Николай Владимирович, напряженно глядя в глаза Миллеру.

Генерал не выдержал его взгляда. Не выдержал того, что вынужден голословно обвинять не просто товарища по работе, но и друга. Суд чести признал анонимку клеветнической, но… тем не менее ее тень прервала карьеру Скоблина в контрразведке РОВСа.

Впрочем, он продолжал исполнять свой долг, вести работу с агентами, готовыми к работе в СССР, встречался с осведомителями, которых РОВС имел в посольствах Советской России и Германии. Однако, в отличие от генерала Миллера, для которого семья была даже не на втором, а на гораздо более дальнем месте по сравнению со служебными делами, Николай Владимирович по-прежнему много внимания уделял жене. Вплоть до того, что частенько сопровождал ее по магазинам.

День 22 сентября 1937 года в этом смысле ничем не отличался от других. Утром Скоблин и Плевицкая приехали в Париж – в русское кафе на улицу Лоншан. Там они пробыли полчасика, выпили кофе, а затем отправились на авеню Виктора Гюго, в модный магазин «Каролина». Надежда Васильевна пошла примерять и выбирать платья, а муж ее остался в автомобиле.

Об этом она сказала хозяину магазина Эпштейну, а когда тот предложил пригласить мсье Скоблина, которого он хорошо знал, в магазин, Плевицкая покачала головой:

– О, я всего на минуточку!

Однако выбор платьев ее так увлек, что она задержалась на два часа и накупила нарядов на 2700 франков да еще оставила 900 франков как задаток за новые платья. О муже она словно бы позабыла. Эпштейну стало неловко, что такой уважаемый человек, как генерал Скоблин, сидит столь долго в машине. Он подошел к окну, выглянул, но никакой машины не увидел. Видимо, генерал уехал, подумал Эпштейн и забыл о нем. Наконец Надежда Васильевна закончила свои покупки и отправилась на такси на Северный вокзал.

В тот день в Брюссель уезжала Наталья Лавровна Корнилова-Шаперон, дочь покойного генерала Корнилова. Она была очень рада, когда у вагона вдруг появилась ее подруга Плевицкая, а вслед за ней и Николай Владимирович Скоблин.

– Мы приехали вместе, – с улыбкой сказал Скоблин, целуя ручки дамам, – да вот пришлось машину на стоянку отогнать, и мотор что-то забарахлил…

Мадам Корнилова-Шаперон уехала, а муж и жена отправились в галлиполийское собрание пить чай. Затем Скоблин отвез Надежду Васильевну в отель «Пакс» отдохнуть, а сам с полковником Трошиным и своим адъютантом Григулем отправился на квартиры Деникина и Миллера, чтобы поблагодарить обе семьи за участие в прошедшем накануне банкете ветеранов Корниловской дивизии, на котором, как сообщила потом газета «Возрождение», «пленительно пела Н.В. Плевицкая».

Миллера дома не оказалось. «Вы ведь знаете, Николай Владимирович, муж не держит меня в курсе своих занятий!» – сказала Наталья Николаевна, чуть надувшись. Скоблин скрыл улыбку – его жена всегда была в курсе всех его дел! – и попросил передать генералу поклон от корниловцев. А сам уехал в «Пакс», где они с Плевицкой и заночевали.

Евгений Карлович Миллер этим вечером домой не вернулся. Жена ждала его допоздна, а потом, обеспокоившись, принялась обзванивать знакомых. Никто ничего не знал о нем. Позвонила она и генералу Кусонскому – начальнику канцелярии Миллера. И тот в буквальном смысле слова схватился за голову. Он забыл… он совершенно забыл, что с некоторых пор Миллер ввел в штабе секретный порядок, о котором знали только он сам и Кусонский: отправляясь куда бы то ни было, они оставляли непременное сообщение, куда и зачем пошли. Эту предосторожность Миллер ввел после похищения Кутепова и всегда ее соблюдал. Кусонский же относился к ней не слишком серьезно, считал чудачеством старого штабиста, а потому и не обратил внимания на конверт, который оставил сегодня в его кабинете Миллер.

После звонка Натальи Николаевны Кусонский ринулся в штаб РОВСа, ворвался в свой кабинет, схватил со стола заклеенный конверт и вскрыл его. И, не веря собственным глазам, прочел следующие строки:

У меня сегодня в 12.30 свидание с ген. Скоблиным на углу улиц Жасмин и Раффе. Он должен отвезти меня на свидание с германским офицером, военным атташе в Балканских странах Шторманом и с Вернером, чиновником здешнего германского посольства.

Они хорошо говорят по-русски. Свидание устраивается по инициативе Скоблина. Возможно, что это ловушка, а потому на всякий случай оставляю эту записку.

22 сентября 1937 года.

Ген. – лейт. Миллер».

Кусонский едва не упал там, где стоял. Позвонил адмиралу Кедрову, заместителю Миллера по РОВСу, и тот отдал приказ разыскать Скоблина. Причем никто не верил, что Николай Владимирович и в самом деле может быть причастен к исчезновению Миллера. Полковнику Мацылеву, который был послан за Скоблиным в «Пакс», о записке вообще не сообщили. Он приехал в «Пакс», разбудил Скоблина. Тот, очень встревоженный, немедленно оделся и ринулся с Мацылевым в штаб – на улицу Колизе. Здесь-то Кедрин и Кусонский и предъявили ему записку… Нет, еще не обвиняя, а просто недоумевая.

И тут произошло нечто, что еще более усилило их недоумение. Скоблин, растерянно метавшийся по кабинету, вышел на черную лестницу – и сбежал!

И только теперь до господ офицеров дошло, что записку свою Миллер написал не просто так – его томили вещие предчувствия. Что генерал Николай Владимирович Скоблин причастен к его похищению, он предатель и изменник и что…

О господи, открытий и подозрений было столько, что впору потерять голову!

Офицеры решили, что Скоблин поехал к жене. А если даже и нет, то она может знать хоть что-то о месте его нахождения. Полковник Мацылев, человек деликатный, больше всего опасался оскорбить чувства Надежды Васильевны. Она ведь была предметом всеобщего обожания. Кроме того, все знали, что она нежно любила мужа. Мацылев очень осторожно спросил, не вернулся ли Скоблин. И тут… и тут он испытал новое потрясение.