Елена Арсеньева - Поверженный герой (Самсон, Израиль)

– Прокляты мы Богом, не иначе, прокляты... Пришли с моря в Ханаан филистимляне и заняли прибрежную долину на юге. Сначала только в Азоте, Екроне, Аскалоне, Газе и Гате правили филистимлянские цари, но, видно, Бог решил, что мало испытаний пало на наши головы. Немного времени минуло, но пришельцам уже тесно на побережье, они продвинулись на земли племен Иуды и Дана. Трудно устоять нашим мирным пастухам против закованных в железо воинов. И вот уже сорок лет мы терпим чужеземное иго!

– Да, такова воля Господа... ибо сыны Израилевы продолжали делать злое пред очами его, вот и предал он нас в руки филистимлян на сорок лет. Но суров Бог, да и милосерд. Может быть, скоро, скоро настанет час спасения нашего!

Эти люди, что привычно сетовали на судьбу и надеялись на избавление от филистимлянского гнета, и не ведали, что Господь, который и в самом деле был суров, но милосерд, уже положил начало делу спасения народа Израилева, ибо нынче ночью в городке Цоре зачала жена одного человека...

Звали его Маной, происходил он из рода Дана и давно уже потерял надежду иметь сына, ибо взял в жены неплодную женщину (имя ее затерялось где-то во тьме веков). Из года в год с неустанным усердием Маной обрабатывал, взрыхливал и поливал семенем своим сей виноградник, да толку с того не было никакого. И вдруг однажды явился перед ним и его женой какой-то странный человек.

Впервые пришел он, когда Маной был в поле, а жена оставалась в той жалкой хижине, которую Бог определил им в удел. Встал незнакомец против света – так, что жена Маноя не могла разглядеть его лица, и только пыль клубилась в солнечных лучах вокруг его головы, словно золотистый нимб. И такой же светящийся ореол окружал всю его высокую фигуру.

– Кто ты, добрый человек? – спросила жена Маноя. – Лица твоего не видно мне.

– Смотреть на лицо мое не нужно тебе, – раздался голос, какого жена Маноя раньше не слышала ни разу. Она даже и не подозревала, что у человека может быть такой звучный, необыкновенный голос, внушающий разом и доверие, и страх. – Я пришел сказать тебе: была ты неплодна, но все же зачнешь и родишь сына в положенный срок. От самого чрева младенец сей будет назарей Божий, и он начнет спасать Израиль от филистимлян. Но только берегись – не пей вина и сикера и не ешь ничего нечистого. Да когда родишь сына, смотри, чтобы бритва никогда не касалась головы его.

Кровь так и бросилась в лицо жене Маноя. Однако не пророчество о рождении героя поразило ее, а слова о вине и сикере. Откуда этот человек знает, что она не прочь приложиться к кружечке? А впрочем, разве трудно угадать... Все соседи пьянствуют, чуть выпадет свободная минута, а иной раз и не дожидаясь ее. За то и наказует Господь сыновей и дочерей Израилевых: за винопитие да грехи неумеренные. Вот и наслал на них филистимлян, словно опустил на их спины бич свой, и никак от кары Господней не избавиться, да и от чужеземцев тоже.

Стоп-стоп... До женщины только сейчас дошли слова незнакомца о каком-то сыне... о сыне, который у нее родится... чтобы бороться с филистимлянами... Она даже зажмурилась, потрясенная, а когда открыла глаза, никого рядом не было, и даже золотистая пыль не реяла в воздухе, а плотно лежала на земле.

Жена Маноя вышла из хижины и посмотрела на землю. Никаких следов! Был здесь кто-то или нет?

Она еле дождалась возращения мужа и, задыхаясь от волнения, все рассказала ему. Маной усмехнулся недоверчиво, а когда обиженная жена отошла от него, украдкой помолился Богу и попросил:

– Господи! Пусть придет опять к нам человек, которого посылал ты, и научит нас, что нам делать.

Бог внял просьбе Маноя, и на другой же день опять возник перед его женой незнакомец, окруженный золотистым ореолом, и повторил все, что говорил в прошлый раз. Но Маноя снова не оказалось дома. Тогда жена его умолила гостя подождать и кинулась в поля. И позвала своего мужа, и наконец Маной, который всю дорогу бежал со всех ног, отер со лба пот и недоуменно уставился на незнакомца.

Вроде бы человек как человек. Волосы перехвачены ремешком, пыльный серый хитон, на ногах веревочные сандалии. И в то же время было в нем что-то странное. Такое странное, что Маноя оторопь взяла и язык его к гортани прилип. И все же он набрался сил и спросил:

– Ты ли тот человек, который говорил с сею женщиною?

– Я, – кивнул незнакомец, и солнечные лучи заиграли вокруг его головы.

– Ты сказал, жена моя неплодная зачнет и родит, – недоверчиво пробормотал Маной. – И хоть, прости, не слишком я верю в такое, но... если исполнится слово твое, как нам поступать с младенцем сим и что делать с ним?

– Пусть он остерегается всего, о чем я сказал жене твоей, – ответил незнакомец. – А она пусть не пьет вина и сикера, не ест ничего нечистого и соблюдает все, что я приказал ей.

У Маноя от радости слегка помутилось в голове, ибо ничего на свете он так не желал, как иметь сына. Он хотел отблагодарить незнакомца за чудесное пророчество. На все готов был для него и воскликнул радостно:

– Окажи нам честь и будь нашим гостем. Позволь удержать тебя, пока мы изготовим для тебя козленка.

Однако незнакомец только головой покачал:

– Хотя бы ты и удержал меня, но я не буду есть хлеба твоего, если же хочешь совершить всесожжение Господу, то вознеси его.

Маной удивился. Может быть, сей человек – служитель Бога? Жрец-священник? Да, говорят, они умеют провидеть будущее, эти жрецы. И он спросил почтительно:

– Как твое имя? Открой нам его, чтобы нам прославить тебя, когда исполнится слово твое.

Незнакомец снова покачал головой, и снова солнце закачалось в глазах Маноя.

– Не спрашивай об имени моем. Оно чудно и непостижимо. Лучше делай то, что я сказал тебе.

Заробевший Маной принес козленка и заколол его на камне, а потом возжег костер для всесожжения и хлебного приношения. И тут случилось чудо, о котором долго еще рассказывали в Цоре и его окрестностях, так что рассказы дошли и до наших дней: когда пламень стал подниматься от жертвенника к небу, незнакомец вдруг оказался в этом пламени!

Увидев сие, Маной и жена его рухнули ниц и долго оставались недвижимы, а когда подняли головы, незнакомца уже не было видно, да и пламень жертвенника погас. Маной испугался так, как не пугался никогда в жизни, и пробормотал:

– Верно, мы умрем, ибо видели ангела Божия.

Но жена его поразмыслила и сказала рассудительно:

– Если бы Господь хотел умертвить нас, то не принял бы от рук наших всесожжения и хлебного приношения, и не показал бы нам всего того, что мы видели, и не открыл бы нам всего того, что мы теперь знаем.

Маной удивился столь разумным словам своей прежде легкомысленной жены и даже не нашел, что сказать в ответ. Он молча взял ее за руку и повлек на ложе – исполнять предначертание Господне. Истово трудился он на ниве сей, и как же это было сладостно – знать наверняка, что сбудутся наконец многолетние чаяния, что он зачинает сына!