Елена Арсеньева - Тайное венчание

Приход Татьяны прервал затянувшееся взаимное созерцание и неловкость.

– Вот видите, Леонтий Петрович, сударь, мы с вами уж и веру потеряли, что Лизонька придет в себя, ан нет! Ожила! Я, вас увидевши, засуетилась, да и забыла рассказать.

– А я сробел спросить, – извиняющимся тоном произнес гость. – Думал, ежели бы она очнулась, так ты мне с порога выложила бы. А ты молчишь… Ну, слава богу! Наконец-то! С выздоровлением вас, Елизавета, а как по батюшке?

Лиза опустила глаза. По батюшке? По батюшке она, очевидно, Михайловна? Господи, о господи… Но не надо им об том знать. Никому об том знать не надобно!

– Елизавета Васильевна.

Откуда Татьяне знать ее имя и отчество? Наверное, Вайда рассказал… Точно холодом Лизу обвеяло, и она поняла, что еще не сейчас, не сразу захлопнется та заветная дверь, куда так не хочется заглядывать.

Пока гость парился в Татьяниной баньке, хозяйка принесла две бадейки с горячей водой и, поставив у постели лохань, проворно выкупала Лизу, отчего ей сделалось куда легче. Потом опять напоила ее горячим молоком, а гость тем временем ужинал. И только в сумерки, когда небо в окошках налилось густой синевой, а над закатным солнцем пролегла зыбкая розоватая полоска тумана, гость и хозяйка сели напротив лавки, где лежала насторожившаяся, встревоженная Лиза, и начался разговор, затянувшийся далеко за полночь.

Леонтий Брагин был сыном звонаря из Балахны и от роду доли лучшей для себя измыслить не мог, чем достижение высокого духовного звания. Пройдя букварное и грамматическое учение в духовной гимназии в родном городке, он за успехи в учении тринадцати лет от роду был взят в Нижегородскую семинарию, имевшую цель, по мысли правительства, готовить миссионеров для еще полуязыческого Поволжья.

Восемь лет впитывали в себя философские и богословские знания молодые нижегородские поповичи, а затем разъезжались: часть – продолжить образование в Московскую духовную академию, а другие – на места, в разные города Поволжья. Леонтий полагал, что он вернется в Балахну, а впрочем, готов был ехать куда угодно. Но суждено ему было иное: за успехи его отправили на медицинский факультет университета в Москву.

На торжественном выпускном акте 29 апреля получили дипломы в числе прочих и нижегородцы Орлов и Брагин. Но здесь пути их разошлись. Орлов остался в Москве – трудиться в Военном госпитале. А Брагин отправился в путешествие…

Практическая медицина нимало не влекла Леонтия, однако же любовь к латыни сыграла свою «пагубную» роль, ознакомив молодого человека с основами естествознания, а прежде всего ботаники. Он упивался научной латынью, будто музыкою; и для него чудом, благословением божьим было приглашение от Ивана Николаевича Лопухина, профессора Петербургской академии наук, отправиться после окончания университета в составе им возглавляемой экспедиции для изучения географического, геологического, этнографического и биологического состояния российских провинциальных краев от Санкт-Петербурга до самого Урала.

Однако накануне отправления экспедиции, простудившись под досадливым дождичком, Леонтий Брагин слег с осложнением, именуемым apostelo avris, сиречь нарывом в правом ухе, весьма болезнетворным и едва не сделавшимся причиною воспаления мозга. Когда Леонтий поднялся на ноги, экспедиция была уже в пути.

Недолго пребывал Брагин в растерянности относительно дальнейших своих действий. Он был готов следовать за лопухинской экспедицией. Ни о чем другом и думать не желал!

Наведя справки в Нижнем, он понадеялся, что сможет перехватить Лопухина в городке Василе, где Волга встречается с Сурой и где профессор планировал недолгую остановку. Сговорившись с хозяином торговой расшивы, которая шла вниз по течению, Леонтий в полдень холодного августовского дня прибыл на борт. Однако погода на глазах испортилась, и хозяин остерегся сниматься с якоря. Он оказался прав, ибо к вечеру разыгрался настоящий шторм.

Леонтий спустился в трюм, вынул из дорожной котомки походный подсвечник, чернильницу с крышечкой, очинил поострее перышко, разложил тетрадки и бойко застрочил, занося на бумагу все, что узнал от хозяина постоялого двора, когда из-за распутицы застрял на два дня близ Владимира:

«Прелюбопытное заблуждение владимирских жителей состоит в так называемом Плавучем озере. Озеро сие находится в восьми верстах от Владимира, весьма обширно оно и глубоко. Наименование «Плавучее озеро» произошло от следующей повести.

Великий князь Юрий Владимирович Долгорукий, объезжая и осматривая грады и веси правления своего, ехал чрез те места, где ныне стоит царствующий град Москва и которые тогда принадлежали некоему боярину Кутковичу. Князь Юрий Владимирович ждал поздравления от сего боярина, но сей горделивый боярин отвечал его посланным, что он нимало не обязан оказывать послушание князю, будучи сам властелин в маленькой своей землице. Юрий Владимирович, сильно раздраженный сим ответом, приказал своим воинам насильно привести пред себя сего упорного боярина. И как тот нимало не хотел извинять свою проступку, то по приказу князя на том же месте лишен был жизни.

Бывшие у него дети, сын и дочь, услышав о судьбе своего родителя, с великим воплем и рыданием прибежав, оплакивали тело отца своего…»

Леонтий поднял голову. В плеске воды и шуме ветра ему вдруг явственно почудился крик.

Прислушался. Встал, отодвинув сундучок, служивший ему столом.

В тесном трюме полутемно, ничего не различить, кроме звуков шторма.

«Может быть, на палубе что-то?» Он уже двинулся было к лесенке, но взгляд его рассеянно скользнул по записям в тетради:

«…с великим воплем и рыданием прибежали оплакивать тело отца своего…»

Леонтий усмехнулся. Вот чей крик ему послышался! Все очень просто! И все-таки холодком овевало ему спину, когда он снова уселся и продолжил работу:

«Великий князь Юрий Владимирович, будучи тронут жалостным состоянием осиротевших сих детей, взял их с собою, и князя Андрея, единого из сыновей своих, княжившего в Суздале и Ростове, а потом основавшего великокняжеский престол во Владимире и на Клязьме, женил на осиротевшей девице.

Княгиня, памятуя убиение отца своего, по наущению своего брата начала помышлять о мщении и подговорила бояр города Владимира. В скором времени обольщенные ею вельможи убили князя.

Князь Михаил Юрьевич, бывший преемником брата своего Андрея в княжении Суздальском и Ростовском, спроведав о плачевной судьбине брата своего и собрав полки свои, приступил к Владимиру. Изымав Кутковича и осудив праведным судом княгиню, яко участницу в убиении, определил им казнь: зашив их в коробы, приказал бросить в озеро, ныне Плавучим называемое…»