Екатерина Оленева - Так становятся звёздами. Часть 1 [СИ]

Видимо, выражение её лица сказало ему больше любых слов. Ощущение было такое, словно на солнце наползла туча и всё вокруг погасло, утратило краски, вылиняло, сделавшись серым, бесцветным и пресным.

— Ты молчишь? — с тоской спросил он.

— Каких слов вы ждёте от меня, Ваша Светлость?

— К чёрту титулы!.. Я открываю тебе душу, а ты прячешься за вежливыми словами?! — взорвался он. — Ответь мне прямо: ты любишь меня или нет?

В том-то всё и дело — не может она сказать прямо! Вернее, то, что хочет, не может, а то, что должна сказать… то что должна сказать — будет ложью. Лгать Гаитэ не любила, потому и делала это плохо. Но раз разговор на эту тему между ними неизбежен, так тому и быть — они поговорят.

— Некоторые дороги бывают прямые, как стрелы, а иные — петляют, как зайцы.

— О чём ты? — с досадой тряхнул головой Сезар. — Я тебя не понимаю. К чему сейчас эти метафоры?

— К чему? — с горечью поглядела ему в глаза Гаитэ. — Требуя от меня прямоты и правды, готовы ты сам говорить столь же откровенно и открыто?

— Испытай меня и увидишь!

— Хорошо. Изволь. Мне известно, что вот-вот, несмотря на наш проигрыш, а может быть, именно благодаря ему, потому что твой отец желает, чтобы ты как можно скорее загладил свои промахи, ты возглавишь императорскую армию, как всегда и мечтал. Тебе придётся отправиться на военные квартиры, а потом — в Валькару, восстанавливать подорванный опрометчивыми, с обеих сторон, действиями, союз.

— Почему, когда я говорю с тобой о любви, ты предпочитаешь говорить о политике?

— Почему?! — возмутилась Гаитэ. — Потому что, если ты потребуешь развода с твоей женой, союзу с её братом, королём Руалом, это никак не поспособствует. Выходит, требовать развода ты не сможешь. И не понимать этого сейчас — тоже. Говоря мне о любви, что ты пытаешься мне предложить, Сезар? Жаркую страстную ночь на сеновале? Или, того меньше, поспешный, ускользающий час в одной из заброшенных комнат этого дворца? Интрижку?! — она видела, как бледнеет и искажается от гнева его лицо и покачала головой. — Предположим, я отвечу тебе сейчас — да? Да, я люблю тебя, Сезар Фальконэ! Что дальше? Я изменю твоему брату, человеку с подлой душой в смазливой оболочке, как ты его щедро характеризуешь, а дальше — что? Уйду от него с твоим бастардом бродить по улицам Жютена, побираясь, как нищенка или бродяжка, дожидаясь твоих подачек? Всеми презираемая и забытая? Или, выйдя замуж за него, стану ежечасно лгать Торну, живя с вами обоими попеременно, не в силах даже для себя точно решить, кто их вас двоих станет отцом моих детей? Такое будущее ты видишь для женщины, которую, по твоим словам, любишь? И ещё вопрос: если ты думаешь, что я способна согласиться на такое — то, кто я, по-твоему? Дура? Или отъявленная, беспросветная, бесчестная лгунья без проблеска совести? А если я такая, то как меня можно любить?

— Ты всё извращаешь!

— Неужели? Тогда скажи — ты намерен бросить всё ради меня? Свою страну? Свои честолюбивые мечты? Свою семью? Сейчас, когда всё висит на волосе и так многое зависит от твоих умений и твоей преданности?

— А ты этого от меня хочешь?

— Конечно, нет! Я хочу, чтобы ты понял: то, чего ты у меня просишь, того, что от меня хочешь — невозможно, Сезар! А если ты будешь упорствовать в своих стремлениях, ты погубишь меня. Рядом с тобой у меня нет и не может быть честного, достойного будущего. Ты — женатый человек. Ты — брат человека, с которым я помолвлена. Пойдём на поводу у чувств, станем игрушками собственных страстей, потеряем право уважать самих себя и причиним боль тем, кому любим. Ты — мужчина. Ты богат, знатен, красив. Тебя общество простит, рано или поздно, но что будет со мной? Если я открыто пренебрегу общественным мнением, оставлю твоего брата и пойду за чужим мужем? Оступившихся женщин общество не прощает. Их удел жалок и бесславен. Чем выше их положение, тем заметнее пятна на их репутации. А жить в постоянной лжи — это не для меня. Я не стану женой одного и любовницей для другого! Никогда! От одной мысли о подобном меня тошнит. Если в твоих словах есть хотя бы искра живого чувства, хоть капля искренности, а в твоём сердце — хоть грамм доброты и чести, не преследуй меня, Сезар.

Он стоял перед ней, сжав кулаки, опустив глаза в пол, кусая губы.

— Я не мог заснуть прошлой ночью. Не мог перестать думать о тебе. Всё никак не мог определиться с тем, кто же ты для меня? Почему то, что началось как игра, вдруг стало таким серьёзным, таким важным? Важнее всего! Даже моей непреходящей жажды власти. Моя жена… я до свадьбы никогда её не видел. Мне было всё равно, на какой из принцесс жениться. Взял ту, которую посол посоветовал. Посмотри на меня?

Гаитэ с усилием удержала взгляд на одухотворённом, и в тоже время жёстком, даже жестоком, лице.

— То, что было у тебя с моим братом… этой ночью или другой… оно в прошлом. А я не брожу в прошлом, я бегу в будущее. Мы можем быть в нём вместе. Можем иметь всё…

Гаитэ застыла, как будто рядом ударила молния. Широко распахнутыми глазами глядя на Сезара:

— О чём ты?

Сезар снова сделал шаг вперёд и Гаитэ дёрнулась, опасаясь, как бы Сезару не пришло в голову прикоснуться к ней. Не потому, что она боялась ему уступить. Потому, что в контексте их разговоры любое сближение было бы дурным фарсом.

— Когда часто смотришь в лицо смерти, понимаешь, что порой она совсем не так страшна. И бывают вещи, ради которых стоит вглядываться в Бездну. Порой желаемое кажется таким близким, что ты готов поцеловать её в губы. Гаитэ! На моей душе мельничным жерновом висит множество грехов. Когда я умру, я знаю, что мне гореть в адском пламени. Но пока я жив, я хочу взять от жизни всё, что смогу. Всё, что хочу.

Он одновременно нервным и самоуверенным жестом отбросил с лица падающие на него волосы.

— «Деспот повержен, как только он теряет пыл в борьбе», — процитировал Сезар.

— Деспот? Ты о себе сейчас говоришь? — взволнованно спросила Гаитэ. — И к чему эти странные, туманные намёки, Сезар?! Я не стану делать вид, что не поняла их. Да неужели ты думаешь, что я позволю тебе даже думать о таком?! Ты не пойдёшь против родного брата!

— Я знаю, что не добьюсь ничего в жизни, пока Торн жив. Насколько было бы проще, если бы он умер…

— И думать об этом не смей!

— Думаешь, можешь мне это запретить?

— Ты ведь не всерьёз сейчас? О, Духи! Сезар! Ты ведь не стал бы говорить вслух о таких намерениях, если бы они у тебя были? И уж, тем более, не у меня искал бы понимания, правда?

— А почему бы мне не искать понимания у тебя?

— Потому что я никогда не буду на стороне отнимающего жизнь. Мне даже думать о таком страшно. Я надеюсь, в тебе говорит досада, обида, слабость — всё, что угодно. Только не злой расчёт.