Маргерит Кэй - Обольстительная леди Констанс

– Не знала, что сегодня ты собираешься поработать здесь, наверху, – сказала она. – Я пойду.

– Нет, прошу тебя, не уходи. На самом деле я поднялся сюда специально, надеясь найти тебя.

Сердце у нее упало.

– Неужели неожиданно пришел корабль?

– Корабля нет, за что я весьма признателен. Нет, я вовсе не тороплю твой отъезд. Я… – Он потер подбородок. – Я хочу положить конец неловкости между нами. Нам с тобой нет никаких причин избегать друг друга. Если мы будем прятаться, мы будем безмерно преувеличивать то, что ничего не значит.

«То, что ничего не значит»… Несколькими словами он поставил ее на место.

– Понимаю, – кивнула Констанс.

– Нет, не понимаешь! – Он протянул ей руку. – Иди сюда, посиди со мной рядом.

Она послушно села, хотя не взяла его за руку и выбрала подушку напротив. Как обычно, она сбросила тапочки, но старательно убрала босые ноги под платье.

– Я составляла карты звездного неба, – сказала она, указывая на свои труды, по-прежнему лежащие на бюро.

– А я пересматривал свои планы. Буду очень тебе признателен, если ты когда-нибудь взглянешь на них. Но сейчас я хочу поговорить с тобой о другом.

Кадар сцепил пальцы и наградил ее взглядом сфинкса. Она почти и забыла, как его взгляды ее обескураживают. Молчание затянулось, и она первая нарушила его.

– Я рада, что нет корабля, – объявила Кон-станс, – потому что уже все для себя решила. Я не поплыву в Индию и не выйду замуж за мистера Эджбестона.

Ее слова, судя по всему, сбили его с толку, потому что, хотя она думала об этом, она вовсе не собиралась откровенничать.

– Что заставило тебя передумать?

– Наверное, с того мига, когда села на корабль в Плимуте, я поняла, что совершаю ошибку.

– Возможно, было бы лучше, если бы ты все решила до того, как села на корабль, – сухо заметил Кадар.

– Я думала, ты обрадуешься. – Констанс была смущена его тоном.

– Почему ты так думала?

Она вздрогнула, вспомнив первый вечер в Зале приемов, когда ей показалось, будто ее допрашивают как свидетельницу в зале суда.

– У меня сложилось впечатление, что ты не одобряешь мою помолвку.

– Я не имею права одобрять или не одобрять ее.

Его поведение все больше раздражало ее.

– Кадар, ты имеешь право на собственное мнение.

– Но я очень стараюсь держать свое мнение при себе. Не мое дело влиять на тебя.

– И все же свое мнение у тебя есть, – не сдавалась Констанс.

Кадар скрестил руки на груди:

– Оно не имеет отношения к делу.

– Верно. – Констанс тоже скрестила руки и для вящей убедительности бросила на него мрачный взгляд. – Понятно.

На сей раз молчание тянулось так долго, что ей пришлось сгибать и разгибать пальцы на ногах, чтобы не дать себе заговорить. Но в конце концов она была вознаграждена.

– И что же тебе понятно? – спросил Кадар.

Она точно знала, что он не одобряет ее помолвку, но он решил ничего ей не говорить. Констанс досадливо вздохнула.

– По-моему, тебе кажется, что я передумала из-за того, что случилось у моря, и потому чувствуешь свою ответственность. А еще ты беспокоишься, что я теперь… ну, не знаю… что у меня появились какие-то надежды…

Она метнула на него еще один мрачный взгляд, но лицо у Кадара снова стало непроницаемым.

– Так вот, ничего подобного, – продолжала Констанс. – И тебе совершенно не нужно беспокоиться из-за меня. Я не питаю никаких надежд, и, даже если бы питала… чего нет… я бы ни на миг не позволила им расцвести, потому что, во-первых… Кадар, во избежание каких-либо сомнений, больше всего я ценю свою независимость, а во-вторых… ваше высочество… я не только прекрасно сознаю, что ты уже помолвлен с другой, но я прекрасно сознаю и то, что, даже не будь ты помолвлен или даже если бы по маримонским законам ты мог иметь двух жен, я тебе совершенно не подхожу. Надеюсь, я тебя убедила?

– Прости.

Всего одно слово, произнесенное с неподдельным раскаянием, слово, которое она меньше всего ожидала от него услышать. Констанс заморгала и потерла глаза.

– За что?

На его губах появился призрак улыбки. Он покачал головой:

– Ты права. Мне хватило эгоизма думать, будто на твое решение повлияло то, что произошло между нами на берегу моря.

– «То, что ничего не значит», ты сам так сказал. Кадар, меня не нужно было предупреждать.

Он еле слышно выругался – точнее, ей показалось, что он произнес какие-то бранные слова на своем языке.

– Произошедшее кое-что значило – во всяком случае, для меня. Вот почему я последнее время тебя избегал. Я хотел сказать, что это ничего не значит, потому что это просто не может ничего значить.

– Что мне известно и так.

Он снова едва заметно улыбнулся.

– Ясно, – сказал он. – Прости меня. Неделя выдалась очень трудной, моя коронация всего через два дня, и я много работаю… Констанс, я не знаю, как лучше поступить – оставить между нами все, как есть, или попытаться… исправить положение, – продолжал Кадар в более привычной для себя сдержанной манере. – Если хочешь, чтобы я сейчас ушел, так и скажи.

– Нет, не уходи! – выпалила Констанс, не думая. – Я ужасно скучала по твоему обществу! Не хочу терять нечто драгоценное из-за глупости – навязчивой страсти, которая нас связывает.

– Некоторые сказали бы: единственный способ унять зуд – почесать зудящее место хотя бы раз, – с кривой улыбкой ответил Кадар.

– Не скрою, я как раз собиралась предложить такой способ!

Он рассмеялся.

– Признаюсь, я тоже, но сомневаюсь, что нам с тобой хватит одного раза.

Констанс успела прийти к тому же выводу. Поняв, что они снова забрели на очень опасную территорию, она, однако, благоразумно промолчала. Пауза затянулась.

– Так расскажи, – в виде исключения Кадар заговорил первым, – почему ты решила, что не выйдешь за своего богача из Индии?

Констанс всплеснула руками:

– На то есть много причин, но главная заключается в том, что я вообще ни за кого не хочу выходить замуж.

– Потому что брак – это тюрьма.

– Неужели я так говорила? Да, тюрьма… для женщины. Я всегда это знала и не собиралась выходить замуж, но я никогда… до тех пор, пока меня не выбросило на маримонский берег… я никогда всерьез не задумывалась о том, что у меня есть другой выход продемонстрировать отцу свою признательность. Меня изменило пребывание здесь, то, что я попробовала вкус настоящей свободы.

– Когда я впервые увидел тебя, у меня возникло странное чувство: захотелось тебя освободить, – задумчиво проговорил Кадар. – Я почти ничего о тебе не знал, но у меня было явственное желание сбросить с тебя цепи долга… – Он осекся и покраснел. – Обычно у меня не возникает таких странных мыслей.

– И все же именно благодаря тебе я поняла, что я сильнее, чем думала, и ты помог мне увидеть, что мне надоело – очень надоело, – когда меня используют. Не только папа, но и мама тоже… по-своему.