Барбара Мецгер - Идеальный джентльмен

О, виконт мог бы потратить еще целый день, размышляя, следует ли ему сначала отправить записку, должен ли он приехать верхом, в экипаже или прийти пешком, и не стоит ли взять с собой Гвен. Он с радостью послал бы Гвен одну, если бы мог, что вполне соответствовало приличиям — одна леди приветствует другую после приезда в город. К несчастью, мисс Кейн не вполне урожденная леди — а Гвен слишком стремится к тому, чтобы заковать его в кандалы брака прежде, чем он сумеет опомниться.

Стоуни пришлось отправляться. Он вынужден был принять предложение наследницы. Эту сотню фунтов стерлингов можно использовать на сто полезных целей.

Виконт ненавидел нужду, во всех ста ее проявлениях, и начинал ненавидеть и мисс Кейн тоже, зная, что эта женщина уверена: он примет ее условия.

Стоуни проглотил свою гордость, и со шляпой и букетом в руках отправился к мисс Эллиане Кейн, чтобы узнать, как он сможет услужить ей. Его единственным утешением стало то, что головным убором ему служила прекрасная касторовая шляпа с изогнутыми полями, а не маленький красный колпак с колокольчиками, как у обезьянки шарманщика. Ей-богу, он станет танцевать под ее дудку, но сделает это как джентльмен.

Сутулый дворецкий, открывший дверь дома номер десять по Слоан-стрит оказался таким тщедушным, что Стоуни испугался, как бы его касторовая шляпа не опрокинула старую развалину. Дряхлого слугу на самом деле нужно было отправить на пенсию, и от этого упущения презрение Стоуни к мисс Кейн только возросло. Тетушка, может, и была скрягой, или просто отправилась на небеса прежде, чем смогла вознаградить своих верных слуг, но мисс Кейн должна понимать что к чему. Она должна поступать правильно. Настоящая леди, титулованная или нет, так бы и сделала.

Однако старик, кажется, знал свое дело: он осторожно положил шляпу и перчатки Стоуни на хорошо отполированный стол и протянул дрожащую руку за визитной карточкой виконта. Его напудренный парик, черный костюм и белые перчатки выглядели так же прилично, как и у любого другого дворецкого в Мэйфере. Он склонился над монетой, которую протянул ему Стоуни, с такой же церемонностью, как и любой из прислуги принца, если проигнорировать легкие хрипы и стоны, когда тот выпрямлялся.

Затем слуга вытащил пару очков с толстыми линзами из кармана сюртука. Даже в очках ему понадобилось очень много времени, чтобы прочитать текст на маленькой визитной карточке.

— Обри, виконт Уэллстоун, — произнес Стоуни, чтобы избавить старика от усилий и унижения, — к мисс Эллиане Кейн. Она ожидает моего визита.

Тиммс, как представился дворецкий, опустил очки на столик в вестибюле, промахнувшись на несколько дюймов. Он улыбнулся, когда Стоуни наклонился, чтобы поднять очки, продемонстрировав два ряда блестящих искусственных зубов. Затем слуга выпрямился, отчего стал выглядеть моложе на десяток лет — примерно на девяносто вместо ста. Он уставился куда-то поверх левого плеча Стоуни и начал восхваление. Но восхвалял он не лорда Уэллстоуна, а Господа Бога.

— Ах, наши молитвы услышаны. Благодарю, благодарю тебя наверху. На нас снизошло твое благословение.

Стоуни огляделся. Наверху или внизу, но они с Тиммсом были совершенно одни в выложенном мрамором вестибюле.

Тиммс заметил это.

— Ах, но Он повсюду. Его милость не знает границ. Его мудрость и доброта равны друг другу.

— Он?

— Господь Всемогущий, который счел нужным привести вас в нашу жизнь во времена нужды и отчаяния.

Всемогущие боги, неужели они здесь настолько религиозны? Не удивительно, что эта женщина не появлялась в опере или на карточных вечерах, если на то пошло. Черт, она никогда не найдет себе мужа, если так привязана к Библии. Трезвость в воскресное утро — вот и все, что высшее общество позволяло себе в угоду благочестию.

— Пусть Он прольет свой свет на ваши плечи. Пусть Его безграничная мудрость ведет вас на пути к добродетели. Пусть…

— Могу я увидеть мисс Кейн? — торопливо спросил Стоуни, взмолившись — но не буквально, чем, кажется, занимался Тиммс, — чтобы эта женщина не оказалась ярой сторонницей религии. Он скорее станет танцевать с не пользующейся успехом девицей в «Олмаке», чем таскать фанатичку по всем церквям в Лондоне. Черт побери, если он станет опускаться на… то есть, будь он проклят, если ему снова придется штопать брюки на коленях.

Дворецкий положил карточку на маленький серебряный поднос.

— Если вы будете любезны подождать здесь, милорд, то я узнаю, принимает ли мисс Кейн, — Тиммс повернулся, но не смог устоять против прощального «Благослови вас Бог» по пути.

Стоуни не чихнул, но у него определенно возникли проблемы с дыханием.

Он воспользовался возможностью оглядеться вокруг. Леди Августа, как оказалось, не скупилась там, где дело касалось ее комфорта. Вестибюль выглядел элегантно, обставленный дорогой мебелью, отполированной до блеска. На одном столе стояла бесценная восточная ваза с таким количеством экзотических бутонов, что его собственный букет казался кучкой придорожных полевых цветов. Два небольших портрета, которые Стоуни с удовольствием изучил бы поближе, висели рядом с изящной — и, без сомнения, дорогостоящей, — мраморной статуей Аполлона, обнаженного Аполлона. Стоуни с облегчением подумал, что здесь никакого пуританства не проявлялось.

Он готов был потянуться за лорнетом, чтобы определить, какой именно знаменитый художник нарисовал портреты, когда услышал медленную, величественную поступь Тиммса, возвращавшегося обратно по коридору. На самом деле поступь была гораздо более медленная, чем величественная, и время от времени дворецкий шаркал ногами, а затем остановился отдохнуть рядом с резным столбиком перил у подножия лестницы.

Стоуни услышал и другие звуки, доносящиеся с той стороны. Поначалу он не смог различить слова; а затем он не смог поверить собственным ушам.

— Безмозглая аристократия, вот так так! Безмозглая аристократия.

Слух у дворецкого, должно быть, оказался лучше, чем зрение, потому что на его впалых щеках появились красные пятна.

— Прошу прощения, милорд. Это все, гм, попугай. Неизвестно, что они могут произнести, не так ли? Знаете, мы все Божьи твари.

Тиммс выглядел так, словно с радостью задушил бы именно это свидетельство наличия у Создателя чувства юмора, но произнес только:

— Следуйте за мной, милорд, пожалуйте сюда.

Стоуни не шаркал ногами, но двинулся вперед так же медленно, как Тиммс, словно уставший старик, или как приговоренный преступник, которого ведут на виселицу.

— Обри, виконт Уэллстоун.

Стоуни не мог припомнить, когда еще его имя объявляли с таким серьезным, искренним воодушевлением.