Елена Арсеньева - Чужая дочь

Тася никогда не позволяла себе ревновать, она даже представлять жену Михаила никогда себе не разрешала, и сейчас красота, изящество, роскошь Маргариты подействовали на нее как удар под дых. И Лилечка… Лилечка, кажется, даже похожа на нее, на Маргариту! Хорошенькая, как цветочек! У нее красный бант в волосах, и у Маргариты красный цветок приколот на плече…

Мать и дочь.

Они любят друг друга! Они родные! А она, Тася, Таська, она кто?!

Чужая…

– Ой, взрослая какая, – с трудом выдавила Тася, не отрываясь глядя на дочь.

– Ну а что ты хочешь? – вздохнул Михаил Иванович. – Семь лет прошло.

– На тебя похожа, – слабо улыбнулась Тася.

– Да, – кивнул Говоров, чуть не ляпнувший: «И на тебя!», но вовремя прикусивший язык.

– Мамочка! – весело позвала в это время Лиля, и Тася рванулась вперед.

Говоров едва успел схватить ее за руку, притянуть к себе:

– Тасенька! Подожди!

Она рвалась изо всех сил:

– Пусти меня к ней! Пусти!

– Подожди! – умолял Говоров. – Ты обещала, что только посмотришь!

Ну да, там, в его кабинете, Тася что-то такое обещала ему… да она что угодно пообещала бы, только бы как можно скорей увидеть дочь. Но это же ерунда, Михаил не может не пустить ее к Лиле! Она зовет маму…

А Говоров все твердил:

– Подожди! Ну что ты ей скажешь?

– Как что? – уперлась кулаками в его грудь Тася. – Правду!

– Да ты представляешь, Таська, какая это травма будет для нее, да еще в день рождения? – произнес Говоров, обнимая Тасю еще крепче.

Нет, поняла Тася, не для того, чтобы приласкать – чтобы не пустить к Лиле!

– Пусти, пусти! – Она ударила его в грудь кулаками, потом, вдруг ослабев, закрыла лицо руками.

– Хорошая моя, – твердил Говоров, чувствуя, что побеждает, – ну нельзя же вот так, при всех, разрушить все жизни разом! Лилькину, Котькину, Риткину, мою! Тася!

Тася тяжело сглотнула. Они чужие… он рад, конечно, что Тася осталась жива, но сейчас небось подумал: «Да лучше бы она никогда не появлялась!»

Усмехнулась, глядя на Маргариту:

– Это жена твоя?

Говоров кивнул виновато:

– Да.

– Красивая, – прохрипела Тася. – Куда мне!

Михаил не спорил, только пробормотал беспомощно:

– Тасенька… хорошая моя… мне идти надо. Тебя сейчас отвезут в гостиницу, а завтра мы обязательно встретимся и поговорим, да?

Прижимая ладонью дрожащие губы, Тася отвернулась и покорно пошла к той щели в заборе, через которую пробралась сюда.

Говоров сжал руками голову. В висках стучало, и горло распирал комок. Он вздохнул:

– О господи! – и пошел напрямик к дому.

А Тася не выдержала – вернулась.

Вернулась… и тут же пожалела об этом, увидев, как обнимает Михаил и Лилю, и Маргариту. Как дарит дочке куклу, которую привезла ей Тася. Как они идут к столу, где ждут гости.

Тася протянула руки к дочери и тотчас бессильно стиснула их. Не было, ну не было у нее сил броситься на лужайку, обнять Лилю, выкрикнуть: «Она моя дочка!» Это было бы… это было бы так, как если бы она швырнула гранату в центр этого маленького веселого кружка счастливых людей.

Нет! Это было бы подобно взрыву той бомбы, после которого Тася потеряла Лилю и очнулась одинокой и не нужной никому на свете. Та бомба всю ее жизнь разбила. И Тася может вот так же… Правильно Михаил говорил: «Разрушить все жизни разом!»

Если бы знать, что Лиля обрадуется, кинется к ней, закричит: «Мамочка, наконец-то ты меня нашла!» Но обрадуется ли она? Или с ужасом посмотрит на какую-то незнакомую женщину – полуглухую, тощую, страшную, поседевшую?.. Бросится к Маргарите, вцепится в ее нарядное платье, закричит: «Мамочка, не отдавай меня!»

Нет, такого испытания Тасе не пережить…

И она, ничего не видя от слез, пошла прочь, кое-как, ощупью, нашла пролом в заборе и почти в обмороке ввалилась в распахнутую дверцу «Победы».

Маргарита нетерпеливо ждала мужа. Золотые волны волос лежали на точеных плечах, черная комбинашка обтягивала стройное тело, натянувшись на груди. Проводя надушенным пальцем по шее, Маргарита загадочно улыбалась своему отражению.

Говоров вернулся какой-то… сам не свой. Суетливый, смущенный… все вокруг Лильки суетился, на жену и взглянуть боялся.

Посидев у Лильки в комнате, поцеловав ее на ночь, заперся в ванной.

Ну что ж, понятно! Хочет помириться, да не знает, как подступиться к обиженной жене после того несусветного и глупого скандала, который учинил перед отъездом.

А из-за чего? Обнаглевшая, избалованная, распустившаяся девчонка получила за дело!

Ну ладно, Маргарита не будет вспоминать старое. Сама сделает первый шаг… В самом деле, надо помириться. Надоело спать одной, да и вообще…

Ну где ты там, Говоров?

Дверь открылась.

Ага! Явился!

Маргарита мигом сменила победительную улыбку на другую: робкую, ждущую.

– Мишенька! – вскочила, минутку постояла, давая мужу возможность рассмотреть ее холеную красоту. Рассмотреть – и возжелать. – Я так соскучилась…

Прильнула к нему, потерлась лбом о плечо, пожаловалась:

– Месяц с тобой не виделись!

Мелькнув длинными золотистыми шелковыми ногами, забралась на кровать, потянула мужа к себе, взявшись за отвороты пижамной куртки:

– Я старалась… праздник для твоей дочки устроила. Для нашей… для нашей дочки, я оговорилась!

Маргарита мысленно стукнула себя по голове. Ну надо же такое ляпнуть, причем в столь ответственный момент! Все испортила, дура!

Нет, кажется, не испортила… Михаил медленно наклоняется над постелью…

Маргарита радостно улыбнулась, откидываясь, приманивая мужа, но он с каким-то странным, виноватым и отчужденным выражением лица взял кружевную подушку и резко выпрямился:

– В кабинете переночую. Мне поработать еще надо.

Маргарита не верила ушам. Что за чепуха?! Да пятьсот раз Михаил засиживался до поздней ночи в кабинете, но потом все равно приходил в спальню.

Говоров вышел.

– Подожди! – жалобно воскликнула Маргарита. – Что происходит с тобой, Миша?

Дверь за ним закрылась.

Маргарита вскочила с постели, повернула ключ в замке: ну и ладно, дороги сюда ему больше не будет!

Но мстительный порыв миновал, как налетел. Маргарита всхлипнула. Она так мечтала об этой ночи, такие планы строила…

Но что вообще происходит?!

Говоров договорился с Тасей, что она будет ждать его возле здания горкома после окончания рабочего дня. Еле высидев прием и отменив две встречи, которые грозили затянуться непомерно долго, выскочил на площадь перед зданием, огляделся, тревожась, что Таси нет, и радостно замахал руками, увидев ее неподалеку. Но Тася выглядела совсем иначе, чем вчера: в белом платье, светлом легком жакетике, в белой беретке на пышных кудрях…

Говоров ринулся к ней, махнув шоферу, чтобы следовал за ним. Скорей бы Егорыч вернулся! Как неладно, что посторонний человек, этот временный шофер его персональной машины, стал свидетелем возвращения Таси! Говоров понимал, что водитель голову сломал, размышляя, что это вдруг приключилось с товарищем Говоровым из-за какой-то внезапно появившейся невзрачной бабенки. Может быть, языком чесать поостережется, хотя кто знает… Это Руфина – кремень, могила, никому ни словом не обмолвится о том, что видеть привелось, а в гараже небось треп о начальстве идет похлеще, чем на коммунальной кухне!