Елена Арсеньева - Чужая дочь

– Нельзя распускаться. Несмотря ни на что!

Тот случай с горчицей и постным маслом был последним. С тех пор Маргарита Говорова никогда не распускалась до такой степени!

– Мамочка! – рыдала Лиля. – Как быть сильной? Научи меня! Кому верить?

Маргарита наклонилась к ней и поцеловала почти с любовью. О, это ощущение свершившейся мести было восхитительно!

Никогда, никогда стряпуха больше не увидит свою дочь…

– Мне верить, – твердо сказала Маргарита. – Я ведь твоя мама!

Лиля прижалась к ней, слабо улыбаясь.

Какое счастье, что этот ужасный день наконец-то заканчивается. Какое счастье, что мама рядом!

Варвара старательно строила из себя дурочку и отмалчивалась. Евсей Ильич тоже отводил глаза и порол всякую чушь. Говоров злился, как черт, пока не понял, что старые друзья не просто так морочат ему голову: они не хотят причинять ему боль.

Как будто ему могло стать еще больней!

В конце концов он все вытянул из Егорыча, который тоже был в курсе дела. Узнал и время, и место.

Теперь он сидел в автомобиле около городского центрального загса и смотрел за суетой нарядных молодых пар, которые явились сюда, чтобы сочетаться, так сказать, браком.

Молодых пар! Вот именно!

А Шульгину под шестьдесят! А Тасе сколько – небось под сорок? Ну, с Шульгиным все понятно: седина в голову, бес в ребро, но ей-то, ей-то не стыдно глупостями заниматься? Ну вот выйдут они сейчас на эти ступени, где полно невест в белых платьицах, – два старых несчастных дурака, которые отводят глаза друг от друга.

Внезапно Говоров представил себя и Тасю – как они выходят на ступени загса.

У них бы все было по-другому!

А вот и они… это они? Говоров даже не сразу узнал Шульгина, настолько счастливым и помолодевшим тот выглядел. Да и Тася казалась какой-то другой… волосы уже не реяли привычным облаком вокруг головы, а были строго уложены… И платье новое! Это платье, конечно, ей Шульгин купил. А Говорову она ничего не позволяла ей дарить…

А вот и предатели (так Говоров называл про себя Варвару и Евсея Ильича). Набежали с поздравлениями, ишь!

Ну, пора и ему.

Говоров выбрался из машины, волоча за собой букет белых каллов. Модные такие цветы, на лилии здорово похожи… И тут до него долетели последние слова Варвары:

– Может, ребеночка еще родите!

– Ребеночек – это у нас в планах, – ответил Шульгин.

«Старый дурак!» – в который раз за этот день подумал Говоров – с лютой ревностью подумал! – и пошел вперед… как на амбразуру бросился.

– Ты молодец, – выдавил он, – все правильно, Таисья… Шульгина, я полагаю?

Она кивнула.

– Шульгина, Шульгина, – подтвердил ее… муж.

Впервые Говоров не видел привычной теплоты в глазах своего друга, да и сам, надо думать, смотрел на него отнюдь не по-дружески.

Сунул Тасе букет, подал руку Шульгину и произнес заранее приготовленную фразу:

– Поздравляю, друже. Тебе досталась лучшая женщина, которую я знал в своей жизни.

«Да, она была моя! – хотел сказать Говоров этой фразой. – Она любила меня и до сих пор любит! А что к тебе ушла, так это потому, что жизнь такая сволочная, а я – дурак! Дурак, который однажды струсил! Но она не любит тебя! Она всегда будет моей!»

Тася опустила глаза. По лицу Шульгина прошла судорога – о да, он, конечно, понял все, что крылось за этими словами…

И вдруг отбросил палку:

– А ну, подержите-ка!

И, едва Варвара успела поймать ее, как Шульгин легко подхватил Тасю на руки и понес к машине.

– Ой, что вы, Дементий Харитонович, у вас же нога! – воскликнула она, однако Шульгин только буркнул:

– Ну хватит уже Харитоновичем-то звать!

Тася бросила на Говорова последний взгляд через плечо мужа и отвернулась. А Михаил Иванович смотрел на нее и думал с ненавистью к себе: «Дурак! Дурак! Потерял я свое счастье!»

Нет, это Шульгин… Шульгин лишил его этого счастья навсегда!

Шульгин. Лучший друг, ради которого он…

А, что толку вспоминать!

Отвернулся и ушел.

Костя оказался прав: Динара и в самом деле все ловила на лету. Уже на другой день, когда поехали на рыбалку, она явилась сначала в платье ниже колен да кофте, в которых была вчера, а потом, на берегу, вдруг появилась в купальнике и беленьких, чертовски модных шортиках. Ноги у нее оказались весьма для шортиков подходящие, и все, что под купальником, тоже притягивало взгляд, а длинные тяжелые косы и какое-то почти варварское восточное украшение на шее придавали вид ну натуральной одалиски – и впрямь звезды гарема!

Хотя в гареме вроде в шортиках не ходят… А впрочем, кто знает, кто знает!

Динара потребовала, чтобы Костя научил ее играть в бадминтон. Ну, тут уж он вволю нагляделся на мельканье резвых ножек и колыханье всего, что имелось в наличии! Лиля сидела на бревне и читала, вернее, делала вид, что читает, изредка с ненавистью поглядывая на Динару и – тоскливо! – на Сергея, который неподалеку торчал с удочкой.

Костя со вздохом убедился в том, что Сережка, который был постарше и когда-то казался ему очень умным и взрослым, совершенно поглупел. Во-первых, намерен взять в жены эту длинноногую блудливую газель, во-вторых, на Лильку даже не смотрит: уперся в рыбалку, как ошалелый. Все причитает, что мечтал об этом на целине, ах, как мечтал… Костя, с его непоседливым характером, такое унылое времяпрепровождение, как рыбалка, откровенно презирал, а потому окончательно запрезирал и Сергея.

Ну что нашла в нем сестра?! Какие же взгляды она бросает в его сторону! Да Лилька просто помирает от любви, вот же смех!..

А Серега ничего не замечает. То удочку нянчит, то чмокает Динару, которая, хоть и кокетничает с Костей напропалую, все же не забывает время от времени подбегать к жениху, чтобы напомнить ему о себе, а главное, дать Лиле понять, кому все-таки принадлежит ее ненаглядный – к счастью, побрившийся! – Сереженька.

И надо видеть в эти мгновения лицо Лили…

Костя видел.

Как же ей больно, этой глупой Карамельке!

Костя только теперь осознал то, чего не понимал раньше. Все эти письма к Сергею, над которыми он раньше смеялся, все эти разговоры только о Сергее, которые его раньше раздражали, – это была не просто девчоночья блажь и дурь, как он считал. Это была любовь, страсть, такая, о каких в книгах пишут и фильмы снимают!

Такая, от которой и умереть можно!

– Котенька, – вдруг прошептала сестра, – увези меня, пожалуйста, домой…

И что она будет делать дома? Рыдать?.. Умирать?

Из-за кого? Из-за этого корчагинца, который лижется сейчас с Динарой, не понимая, что ей совершенно безразлично, с кем лизаться?

Костя вскочил:

– Эй, люди! Предлагаю обзорную экскурсию на новеньком «Москвиче» с музычкой!

Как и следовало ожидать, Сергей отказался. А «звезда гарема» кинулась со всех ног.