Виктория Холт - Королева Шотландии в плену

Когда Сетон прочла письмо, она испытала гнев, будучи уверенной, что Норфолк думает только о себе, а не о королеве.

— Может показаться, что мы стараемся ради блага милорда Норфолка, а не ради королевы Скоттов, — с горечью произнесла она.

— У нас одно дело, — ответила Мария. — Я никогда не простила бы себе, если бы он пострадал из-за моих действий.

— Будем надеяться, — отпарировала Сетон, — что он будет испытывать то же самое, если вред будет причинен вам по его вине.

— Я уверена, что он разделяет мои чувства, — таков был ответ Марии. — Не забывай, что мы с ним помолвлены.

«Итак, — горевала Сетон, — упущена еще одна возможность вызволить королеву из этой скорбной тюрьмы».

Когда отчаяние Марии становилось невыносимым, она предавалась заботам о других; а в данный момент человеком в ее окружении, который нуждался в помощи, была Маргарет Кавуд, готовившаяся к рождению ребенка.

Маргарет не находилась под столь строгим тюремным заключением, как Мария. Королева постаралась, чтобы Маргарет разместили как можно дальше от этих противных уборных и чтобы она регулярно совершала прогулки.

Она спросила Хантингдона, который внимательно следил за всеми входящими в замок и выходящими из него, позволит ли он акушерке прийти к Маргарет. Стремясь заверить королеву, что он готов во всем помогать ей в меру своих возможностей, Хантингдон согласился, и нашли акушерку, которая стала посещать Маргарет регулярно.

Однажды Маргарет нашли без сознания, и когда об этом узнала Мария, она тотчас послала за акушеркой, которая осмотрела Маргарет, успокоила ее, что все в порядке, но заставила лечь в постель.

Когда она вышла от уснувшей Маргарет, то попросила разрешения поговорить с королевой наедине, поскольку встревожена состоянием своей пациентки и не желает, чтобы то, что она собирается сказать королеве, дошло до Маргарет. Мария, всегда заботившаяся о благополучии своих слуг, велела тотчас же привести к ней акушерку.

— Что с Маргарет? — требовательно спросила она. — Пожалуйста, ничего не скрывайте от меня.

Акушерка оглянулась вокруг и прошептала:

— Мы совсем одни?

— Да, — ответила Мария.

— Маргарет чувствует себя прекрасно. Она притворилась, что ей плохо, чтобы предоставить мне возможность поговорить наедине с вашим величеством. Граф Нортумберлендский прислал меня к вам сказать, что у него есть план вашего побега, который не может не удаться. Он хочет, чтобы мы с вами поменялись ролями и вы бы вышли из замка в моей одежде.

У Марии загорелись глаза, но она тут же спохватилась:

— А что будет с вами, когда узнают, что вы помогли мне бежать?

Акушерка побледнела при мысли об этом, но сказала:

— Я должна сделать это.

Мария покачала головой. Этой женщине грозила неизбежная смерть, и не только смерть. Ее станут пытать, и как бы Марии ни хотелось сбежать, она не позволит этой женщине страдать из-за нее. Даже дворянам в таких случаях уготована страшная смерть, а простым людям тем более.

— Благодарю вас от всего сердца, — сказала Мария. — Но я не могу оставить вас страдать, а я знаю, что именно такой будет ваша участь, если вы сделаете это.

— Я должна сделать это ради нашей католической веры.

— Нет, — ответила Мария. — К тому же нам не удалось бы обмануть их. Посмотрите, насколько я выше вас ростом! Ваша одежда не подошла бы мне. Все сразу же увидели бы подмену.

Акушерка сказала:

— Я передам моему господину все, что вы сказали, ваше величество, но не сомневаюсь, что он придумает еще какой-нибудь план.

После этого акушерка не раз проносила записки Марии от Нортумберленда и обратно, а несколько позже сказала Марии, что графиня Нортумберлендская, навещавшая свою подругу неподалеку, намерена прийти в Татбери под видом акушерки, поменяться платьем с Марией и остаться, изображая ее, пока Мария совершит побег. Марии не стоит волноваться, что это перевоплощение будет раскрыто, потому что графиня Нортумберлендская почти такого же роста, как и королева; переодевшись в одежду акушерки и прикрыв лицо капюшоном, Мария сможет пройти мимо охранников, не будучи узнанной.

Интрига была необходима Марии для существования. Теперь жизнь могла быть неудобной, но она не была скучной. Мария позволяла себе выслушивать все эти планы.

Однако Хантингдон заметил, что акушерка, кажется, проводит больше времени наедине с королевой, чем со своей пациенткой, поэтому в один из дней женщину остановили, когда она выходила из замка, и обыскали. К счастью, в тот раз она не несла никаких писем, но ее строго допросили и Хантингдона не удовлетворили ее ответы. Он приказал, чтобы акушерку обыскивали всякий раз, когда она входит в замок и выходит из него; и он сам будет присутствовать при ее разговорах с королевой о здоровье Маргарет Кавуд.

План бегства Марии из Татбери под видом акушерки так и остался только планом.

Ветры октября обрушивались на стены замка, и хотя зима еще не наступила, в апартаментах королевы было ужасно холодно. Мария чувствовала возвращение ревматических болей, которыми она страдала прошлой зимой, и внезапно ее охватило такое отчаяние, что она действительно заболела. Каждое утро она просыпалась от тошнотворного запаха, к которому она так и не смогла привыкнуть. Сетон положила на кровать все одеяла, которые смогла найти, но Мария продолжала дрожать. Ее бросало то в жар, то в холод, и подруги опасались за нее.

Бесс готовила ей горячие напитки и помогала ухаживать за ней. Отдавая указания женщинам Марии, она проявляла резкость, но они ей повиновались, так как осознавали способности и опыт графини. Раздраженная присутствием Хантингдона, Бесс решила стать подругой Марии, хотя оставалась начеку, когда ее муж приходил к королеве.

Когда Мария была в состоянии ненадолго встать с постели, она садилась писать трогательные обращения то к Сесилу, то к Елизавете.

«Вам знакомо, что значит оказаться в беде, — писала Мария королеве — Тогда сами посудите, как страдают другие в подобном случае».

Бесс тоже писала Елизавете. Она признавала свою вину в том, что повезла своего мужа в Бакстон, не дождавшись ее разрешения. «Но, Ваше Величество, мне надо было выбирать между Вашим согласием и жизнью моего мужа. Я решила, что как жена я обязана сделать выбор в пользу последнего; а зная доброе сердце моей госпожи, я была уверена, что она поймет и простит меня».

Бесс продолжала напоминать Елизавете, что королеве Скоттов не было причинено никакого вреда, когда она находилась под их охраной, и что она и граф очень несчастны, что вынуждены выносить присутствие постороннего, распоряжающегося их собственным домом.

Елизавета прочла эти письма и задумалась.

Мария была больна и прикована к постели; Шрусбери никогда больше не осмелятся не повиноваться ей; она должна изобразить из себя снисходительную и всепрощающую повелительницу.