Ирина Измайлова - Любовь пиратки Карибского моря

— Вот видите! — леди де Моле невозмутимо застегивала жилет. — Полчаса назад вы смотрели на меня так, будто готовы были влюбиться, а только что решили, что я — переодетый парень.

— Потому что сейчас вас вряд ли кто примет за женщину, что бы там ни было у вас под камзолом! — разозлился Бартоломью.

— Отлично! В таком случае, я могу без всякого страха ступить на палубу «Виолетты». Ну, а индейцу вам придется наказать, чтоб помалкивал. Или я выкину его за борт. Что, сомневаетесь? Думаете, не смогу?

— Вы? — усмехнулся капитан Удача. — Начинаю думать, что в случае чего вы выкинете за борт и меня… Ладно, не зря же вы переоделись. Соберите все, что вам нужно, да пошли на лодку. Ребята ждут меня там, внизу, и, боюсь, могли за это время уже пропустить по стаканчику рома.

— Нет, — она покачала головой. — Во-первых, назавтра у меня в городе еще найдутся дела. А во-вторых, не нужно, чтобы ваши люди связывали встречу с какой-то незнакомой женщиной и появление на вашем корабле нового лица. Чем меньше они будут знать до самого конца нашего путешествия, тем будет лучше. Думаю, вы согласитесь с этим.

— Соглашусь. Тогда мне нужно объяснить вам, как найти «Виолетту».

— Не волнуйтесь, найду. Бухта Гуантанамо не так уж велика. Завтра к вечеру я буду у вас на борту.

— Моя матушка была действительно необыкновенная женщина! В ней каким-то образом соединилась сила характера и поразительная кротость. Нигде и ни в ком я не встречал такой кротости — только в глазах Девы Марии на картинах старых художников. Теперь все больше пишут много тела и много тряпок, а прежде обращали внимание на глаза. Глаза у леди Виолетты были полны того смирения, от которого хочется браться за оружие.

— За оружие?

— Ну да. Чтобы защитить всех невинно обиженных, всех, кто несет в себе боль и умеет о ней никому не говорить. Я вырос с этим сознанием: настоящая женщина всегда нуждается в защите, но никогда никого не просит о ней. В молодости искал такую женщину, но так ни у кого и не увидел ни таких глаз, ни такой улыбки, как у моей матери.

— И значит, никого не полюбили?

— Ну, как никого? Однажды купился на очень красивые глаза и очень глубокий бархатный голос. Ну, там и все остальное было, что надо. Я тогда еще ходил с каперским судном, с королевской грамотой. Решил, что женюсь. Дарил ей драгоценности, буквально заваливал ими. И еще цветы. Глупо, понимаю, здесь все и всегда в цветах, так не смешно ли дарить их женщине, у которой весь дом был увит розами, в саду росли лилии, словом, чего-чего, а этого хватало. Но мне казалось, что любимой нужно обязательно дарить цветы!

Бартоломью Робертс говорил со своей обычной насмешливой полуулыбкой, как он часто делал, почти не глядя на собеседника. Но в этот раз голос его выдавал: он впервые кому-то рассказывал о своей покойной матери, впервые за много лет вспоминал минувшую любовь и не мог скрыть, что волнуется.

Он стоял возле рулевого колеса «Виолетты», идущей на всех парусах. Ее бушприт был нацелен в алый с проседью облаков закат, и вся палуба залита вечерним заревом, таким, какое бывает лишь в южных морях. Казалось, в нем и паруса меняют цвет, наполняясь густым кармином, словно загораясь огнем.

Аделаида де Моле, или сэр Френсис Стронг, как назвался команде шхуны ее странный пассажир, стоял рядом с капитаном, тоже наслаждаясь прохладой ветреного вечера. Он вообще постоянно бывал на палубе, матросы даже шутили, что ему зря выделили каюту. С первого дня путешествия пираты заметили, сэр Френсис совершенно не боится качки, разбирается в оснастке судна, даже, вероятно, может справиться с рулем. Правда, стать на руль ему никто не предлагал, но, судя по замечаниям, которыми он нередко перекидывался с рулевыми, он хорошо знал, как держать верный курс.

Все это быстро расположило пиратов к незнакомцу. Он, определенно, был моряком, значит, хотя бы немного, но своим человеком. И явно спокойно относился к пиратам — его не коробили их лихие рассказы, не смущали острые шутки. Впрочем, какой же моряк не остер на язык?

И еще одно сразу же приметила команда «Виолетты»: это был первый за годы их плаваний человек, с которым, кажется, подружился их капитан. По крайней мере они постоянно проводили время вместе, будь то время, когда Робертс заступал к рулевому колесу, или свободные часы, когда он любил обходить судно, проверяя, все ли на нем в порядке, либо сидеть на бочке или бухте корабельного каната, выбрав место, откуда хорошо виден нос судна. Стронг, как и Робертс, не курил, поэтому они не создавали друг другу вообще никакого неудобства — курящие матросы отходили от них подальше, не мешая их долгим, судя по всему, интересным разговорам. Капитан был лет на десять старше своего пассажира, однако, судя по всему, ни тот, ни другой не ощущали разницы в возрасте — они все лучше и все больше понимали друг друга.

Бартоломью постоянно ловил себя на том, что забывает о тайне сэра Френсиса, забывает, что тот женщина! Иной раз ему самому делалось смешно: нет, ну надо же! Он боялся, как бы не выдать секрет пассажира случайным словом, смущением в случае возникновения каких-то неловких ситуаций… Но ничего этого не происходило, потому что Аделаида вела себя абсолютно по-мужски. Более того, ему все время казалось, что из них двоих капитан на судне она! Нет, она ни разу не позволила себе даже в шутку отдать какой-нибудь приказ кому-либо из матросов, никогда не давала советов относительно курса, маневров судна, обращения с командой — ей такое даже не приходило в голову, что лишний раз свидетельствовало: она прекрасно знает, как общаются меж собой моряки, и разбирается в командовании судном. Неколебимая уверенность, постоянно исходившая от нее, внушала Бартоломью мысль, что в случае необходимости он спокойно может передать управление «Виолеттой» «сэру Френсису»…

В первый же день плавания, когда корабль покинул спокойные воды вблизи архипелага и оказался в открытом море, налетел сильнейший шторм. Робертс не боялся бурь, но эта была очень опасна, стоило бы переждать ее где-то в бухте или заливе, однако было поздно — вздумай они вернуться к острову, их может разнести о скалы. И капитан Удача повел шхуну навстречу волнам, которые становились все выше и все чаще перекатывались через палубу, грозя смыть в нее людей. Матросы старались держаться ближе к мачтам и реям, чтобы в случае необходимости успевать за них хвататься, некоторым сделалось худо — врут ведь, что у моряков не бывает морской болезни. Еще как бывает — смотря какой шторм!

Робертс сменил рулевого, сам став к рулевому колесу. Он всегда так делал в случае сильного шторма. И невольно сразу же постарался отыскать глазами Аделаиду — ему стало почему-то страшно, вдруг с ней что-нибудь случится?