Керриган Берн - Любовь горца

– Да принесите же мне рубашку, черт возьми! – заорал он в невероятно чистый и совершенно пустой коридор. Его брюки исчезли, вместо них на нем были тонкие серые хлопковые штаны, подвязанные резинкой. Сверху его торс был обнажен навстречу холодному госпитальному воздуху. – И где мои проклятые сапоги?

Маленькая медсестра, похожая на мышку, исчезла из палаты несколько минут назад, когда он неожиданно пришел в себя и едва не ударил ее, потому что со сна размахивал руками. Она пропищала что-то о том, что нужно лежать неподвижно, и побежала за доктором.

Лежать неподвижно? Неужели они не знают, черт возьми, кто он такой? Он бы никогда не стал Демоном-горцем, если бы лежал, когда велят. Лиам развернулся и осмотрел пустую чистую комнату в поисках своих вещей. Он не нашел здесь ничего, кроме кровати, стула, стола около дальней стены, на котором лежали разные медицинские инструменты, а также уродливой тумбочки около кровати, где одиноко стоял стакан воды.

В два прыжка он добрался до стола и открыл выдвижной ящик, но он был пуст. У него в глазах начали возникать красные точки, сердце сильно забилось о грудную клетку, что говорило о том, что Лиам начал злиться. Образ Филомены и ее молящие, полные слез глаза плавали перед внутренним взором.

Она просила ее спасти, и он ее подвел.

«Я лучше умру!»

Господи, а если он опоздает? Его рука столкнулась со стаканом, и он полетел через всю комнату, разбившись о стену.

Он не останется здесь ни секунды, если нужно, он пойдет по серым осенним улицам Лондона в этих тонких штанах, потому что должен найти Мену. Сию же секунду.

Лиам развернулся на голых пятках, и тут ему пришлось опереться на спинку кровати, и не только потому, что закружилась голова. Он увидел, к своему изумлению, что в дверном проеме стоит человек, которого никак не ожидал встретить в Лондоне. А тем более в его больничной палате.

– Ты выглядишь так, будто вернулся с войны, Рейвенкрофт.

С независимым видом и грацией хищного кота в палату вошел Дориан Блэквелл, Черное сердце из Бен-Мора. Он оглядел Лиама единственным здоровым глазом, который был таким же черным, как у сводного брата. Другой глаз был скрыт под повязкой, прятавшей страшную рану.

Дориан продолжал светским тоном:

– В меня стреляли всего один раз, но я помню, что рана болит просто дьявольски.

– Ты что здесь делаешь? – вместо приветствия зарычал на него Лиам.

– У меня есть друзья на всех железнодорожных вокзалах, и среди медицинских работников тоже. – Дориан пожал плечами. – Они сообщают мне обо всех интересных событиях в городе. А попытка убить маркиза и арест сбежавшей виконтессы, безусловно, попадают в эту категорию.

– Ты имеешь в виду – шпионы?

Дориан небрежно махнул рукой и подошел поближе.

– С технической точки зрения я здесь твой ближайший родственник, хотя об этом знают немногие. И было бы не по-джентльменски не проведать моего раненого брата.

Тут широкие плечи Кристофера Арджента заполнили дверной проем, который только что покинул Дориан. Этот огромный убийца со светлыми глазами стоял как молчаливый страж, не делая попыток войти в палату Лиама.

Дориан правильно сделал, что взял с собой охрану. Хотя у Лиама была всего одна рука, но он все равно мог попытаться удушить правящего короля лондонского преступного мира.

– Это ты прислал ее ко мне, – рыкнул он, отпуская спинку кровати и надвигаясь на своего сводного брата. – Ты знал, кто она и что она сделала, и ты послал ее воспитывать моих детей ! Да ты знаешь…

Лиам изо всех сил стиснул зубы от обуревавших его сильных эмоций. Дориан Блэквелл солгал ему. Но он прислал к нему Филомену, единственную женщину, которая могла победить Демона-горца. Он был из тех, кто привык командовать батальонами, но оказался не готов к встрече с ней.

– Ты мне за это ответишь! – пообещал он, подходя к Дориану.

Несмотря на то что Лиам был выше ростом и шире брата, Дориан ему не уступал и оставался невозмутимым. Он был худощав и грацией напоминал безжалостного голодного хищника.

– У меня были на то свои соображения, и ты о них узнаешь, брат.

Брат . Нельзя было отрицать, что Дориан Блэквелл – настоящий Маккензи. У него был такой же широкий лоб, такая же угловатая челюсть, те же резкие черты лица. Черные волосы и глаз цвета оникса были точно как у Лиама и у их отца.

Они унаследовали одинаковую склонность к насилию и превосходству, и теперь воздух между ними вибрировал из-за бесчисленных болезненных воспоминаний.

– К черту твои соображения, – кипятился Лиам. – Ты делаешь только то, что выгодно тебе и твоим целям.

– Не на этот раз, – ответил Дориан. – Арджент и я вмешались в это дело по просьбе наших дам, и могу тебя заверить, для нас здесь больше неприятностей, чем пользы.

Лиам обошел брата и направился к двери, где стоял светловолосый гигант.

– Нет у меня времени на ваши оправдания. Я должен излить свой гнев на другой объект, а потом разберемся с вами.

– Значит, у тебя тот же повод, что у меня, Лиам, – заметил Дориан. – Если я и достиг чего-то в жизни, то только потому, что овладел искусством сводить счеты.

Немного найдется людей на свете, кто мог смотреть Лиаму прямо в глаза. И Кристофер Арджент был одним из них. Они смотрели друг на друга с тем выражением угрозы, с каким глядят друг на друга два могучих оленя, готовых сцепиться рогами.

– Я целые армии побеждал, если они становились между мной и тем местом, куда я намеревался пойти, – предупредил Лиам тихо. – Предлагаю вам отойти в сторону.

Но если Лиам был огонь, то Арджент – лед, его взгляд стал острее, но он даже попытки не сделал отступить или двинуться вперед.

– У меня долг перед виконтессой, – сказал Арджент, и в его голосе не было ни гнева, ни оправдания. – Она помогла спасти жизнь моей невесте. Она пострадала, потому что проявила мужество, и пострадала ужасно.

Лиам моргнул, и наконец информация дошла до него сквозь туман гнева и боли от раны в голове.

– Что вы имеете в виду? – Он требовал ответа, хотя уже ненавидел все эти тайны и боялся новых разоблачений.

– Леди Филомена выступила свидетельницей против одной из Сент-Винсентов, которая угрожала Милли и ее ребенку, – ответил Арджент. – А когда беду удалось предотвратить, виконтесса исчезла.

Лиам не привык, когда о Филомене говорят, называя ее титул, хотя в этом был смысл. Она всегда вела себя как леди, такая воспитанная и эрудированная. Превосходная воспитательница, способная научить Рианну, как должна вести себя аристократка. Потому что сама была аристократкой.

Глаза Арджента, голубые как лед, сузились от отвращения, хотя Лиаму показалось, что отвращение больше относится к воспоминанию, чем к нему.