Филиппа Грегори - Еще одна из рода Болейн

Мне стало холодно. Я провела рукой по лицу и обнаружила – щеки мокры от слез. Пришлось вытереться краем простыни.

– Ну что еще? – сонно пробормотала Анна.

– Ничего.

– Ты его упустила! – осуждающе произнес дядя Говард, глядя не на меня, а на большой обеденный стол в парадном зале Элтама.

Наши слуги караулили при входе, и больше никого, кроме пары псов да спящего в золе камина мальчишки, не было. В дальнем конце зала, у других дверей, тоже стояли слуги в говардовских ливреях. Дворец, собственный дворец короля, оказался вполне надежным местом для наших интриг.

– Он уже был у тебя в руках, и ты его упустила! Что ты сделала не так?

Я покачала головой. Слишком глубока моя тайна, чтобы вывалить ее на гладкую поверхность стола, принести в жертву каменному лицу дяди Говарда.

– Я жду ответа! Ты его упустила. Он уже неделю в твою сторону и не смотрит. Что ты сделала не так?

– Ничего, – прошептала я.

– Что-то точно было не так! На турнире он прячет на груди твой шарф, чем же ты ухитрилась расстроить его потом?

Я бросила укоризненный взгляд на брата – только он мог выдать меня дяде. Джордж виновато пожал плечами.

– Король выронил шарф, а паж отдал королеве Марии.

Горло перехватило от волнения и горя.

– Ну? – резко спросил отец.

– Она отдала шарф королеве. Королева вернула мне.

Я переводила взгляд с одного сурового лица на другое.

– Они обе поняли, что это значит, – продолжала я безнадежно. – А по дороге домой я сказала королю, как несчастна, – ведь он позволил всем увидеть мой подарок.

Дядя Говард резко выдохнул, отец стукнул кулаком по столу, а мать отвернулась, будто у нее не было сил смотреть на меня.

– О господи! – Дядя взглянул на мою мать. – Ты уверяла, она должным образом воспитана. Полжизни провела при французском дворе, а хнычет, словно деревенская девка.

– Как ты могла? – только и спросила мать.

Я покраснела, опустила голову и увидела отражение собственного несчастного лица в полированной поверхности стола.

– Я же ничего плохого не хотела, простите меня.

– Ничего страшного не случилось, – вступился Джордж. – Вы слишком мрачно на все смотрите. Он не будет долго сердиться.

– Он смотрит зверем, – резко оборвал его отец. – Разве ты не знаешь – как раз сейчас перед ним танцуют сеймуровские девчонки.

– Они и вполовину не так хороши, как Мария, – не сдавался брат. – Ну сказала что-то не к месту. Может, ему даже понравится, что в ней не хватает лоску. Зато видна страсть.

Отец, слегка успокоенный, кивнул, но дядя продолжал барабанить пальцами по столу:

– Ну и что же теперь?

– Отошлите ее, – внезапно произнесла Анна. Ее слова не просто привлекли внимание, не в том дело, что она заговорила последней, нет, ее убежденность просто завораживала.

– Отослать? – переспросил дядя.

– Отправьте ее в Хевер, а ему скажите, мол, она больна. Пусть думает, что она умирает от горя.

– А дальше что?

– Король попытается ее вернуть. Тогда она сможет вертеть им как захочет. Все, что нужно сделать, – сестра язвительно улыбнулась, – все, что ей нужно сделать по возвращении, – суметь очаровать самого образованного, самого остроумного, самого привлекательного государя в христианском мире. Думаете, справится?

В холодном молчании отец, мать, дядя и даже Джордж изучали меня.

– Я бы тоже не справилась, – чопорно добавила Анна, – но я ее научу, как очутиться в его постели, а что будет дальше – в руках Божьих.

Дядя Говард не сводил глаз с Анны:

– А научить, как его удержать, тоже сможешь?

Сестра подняла голову и улыбнулась – живое воплощение самоуверенности:

– Смогу – на некоторое время. Он же только мужчина, в конце концов.

Дядя коротко рассмеялся – столько пренебрежения к его полу прозвучало в ненароком вырвавшейся фразе.

– Поосторожнее, – посоветовал он. – Мы, мужчины, не случайно оказались там, где мы есть. Мы выбрали силу и власть, нам не до женщин, мы используем наше положение, чтобы утвердить законы, позволяющие навсегда удержаться наверху.

– Это верно, – согласилась Анна. – Но мы же не о большой политике говорим. Мы говорим о желаниях короля. Сестре просто надо поймать его и удержать – достаточно долго, чтобы он сделал ей ребенка, Говарда, королевского бастарда. Чего нам еще требовать?

– А у нее получится?

– Будет учиться. Она уже на полпути к этому. В конце концов, король выбрал ее.

Легким пожатием плеч Анна дала понять – она невысокого мнения о королевском выборе.

Воцарилось молчание. Дядя, видимо, размышлял обо мне и моем будущем в качестве племенной кобылы, об интересах семьи. Внезапно он посмотрел на Анну, будто увидел в первый раз:

– Не многие девушки мыслят столь ясно в твоем возрасте.

– Я тоже Говард, – усмехнулась она.

– Странно, что ты сама не пытаешься поймать его.

– Я размышляла над этим, – призналась Анна. – Как любая другая женщина в Англии.

– Ну и?..

– Я же Говард, – повторила Анна. – Важно, чтобы одна из нас его подцепила. Какая разница кто? Если ему нравится Мария, если у нее будет ребенок – признанный сын короля, наша семья будет первой в стране, вне конкуренции. И мы сможем сделать это. Сможем управлять королем!

Дядя кивнул. Он знал – совесть короля похожа на домашнее животное, его легко пасти, но иногда случаются приступы упрямства.

– Похоже, стоит тебя поблагодарить за разработанный план.

Она не поклонилась, а заносчиво, как цветок на стебле, повернула голову:

– Мечтаю увидеть сестру фавориткой короля. Это в такой же мере мое дело, как и ваше.

Мать шикнула было на уж слишком самоуверенную старшую дочь, но дядя покачал головой:

– Дай ей сказать. Она не глупее нас с тобой, и мне кажется, она права. Мария поедет в Хевер и будет ждать, пока король не пошлет за ней.

– А он пошлет, – сказала Анна со знанием дела. – Пошлет непременно.

Со мной поступили как со свертком, как с пологом от постели, как с тарелками для верхнего стола в зале, оловянными кружками для нижнего. Запаковали и отправили в Хевер – служить приманкой для короля. Я его не видела перед отъездом, ни с кем не поговорила. Мать сообщила королеве, что я переутомилась, и испросила для меня позволения на несколько дней оставить службу и отдохнуть дома. Королева, бедняжка, решила, что она выиграла, Болейны отступили.

Поездка была недолгая, чуть больше двенадцати миль. Для обеда остановились на обочине дороги, перекусили хлебом и сыром, которые взяли с собой. Отец мог бы прибегнуть к гостеприимству любого большого дома по пути, нас хорошо знали как близких к королю придворных и везде приняли бы превосходно. Но он не хотел прерывать поездку.

Вся дорога в ямах и рытвинах, тут и там валяются поломанные колеса – повозки частенько переворачиваются. Но лошади твердо ступают по сухой земле, время от времени мы даже пускаем их в галоп. Обочины дороги сплошь заросли зеленой весенней травой, из нее выглядывают колокольчики и крупные белые ромашки. В живой изгороди жимолость переплелась с буйными побегами боярышника, у корней сине-фиолетовая черноголовка и долговязые, неуклюжие стебли белоцветки – изящные белые цветы с пурпурными прожилками. Позади живой изгороди, на тучных пастбищах, опустив голову, жуют траву упитанные коровы, на холмах – овцы, да иногда в тени дерева можно заметить пастушка, лениво наблюдающего за стадом.