Филиппа Грегори - Еще одна из рода Болейн

– Но что может случиться?

Он поцеловал меня еще крепче:

– Бог знает. Но твой дядюшка слов понапрасну не бросает. Я заберу мальчика. А потом постараемся удрать отсюда, покуда и нас не затянуло.

– Я сбегаю принесу твой дорожный плащ.

– Не волнуйся, возьму плащ у конюхов. – Зашел в кладовую, вернулся с простецким дорожным плащом.

– Такая спешка, что не можешь взять свой собственный плащ?

– Лучше поторопиться.

Его решимость испугала меня еще пуще, – может, и впрямь мой сын в опасности.

– Деньги у тебя есть?

– Полно, – хмыкнул он. – Только что выиграл целый кошелек у сэра Эдуарда Сеймура. Пойдет на доброе дело.

– Когда ты вернешься?

– Через три дня, – задумался он, – может, через четыре, не больше. Буду скакать без передышки. Продержишься четыре дня без меня?

– Да.

– Если что случится, бери малышку и Екатерину и уезжай немедленно. Не беспокойся, я привезу Генриха к тебе в Рочфорд.

Еще один крепкий поцелуй, нога в стремени, и он уже в седле. Лошадь хорошо отдохнула, горячится, но он заставляет ее идти шагом, не спеша выезжает из ворот на дорогу. Я провожаю его глазами. Вокруг яркое солнце, а меня знобит, словно тот единственный, кто может меня спасти, уехал.

Джейн Сеймур больше не появлялась в покоях королевы, в солнечных комнатах царит необычная тишина. Служанки по-прежнему моют и чистят все вокруг, камин исправно горит, кресла расставлены, столы ломятся от фруктов, воды и вина, все приготовлено для большой компании, только никто не приходит.

Никого, лишь Анна, я, моя дочь Екатерина, тетушка Анна да Мадж Шелтон. До чего же неуютно в пустых, отдающихся эхом комнатах. Матушка никогда не заходит, она будто забыла, что мы существуем на свете. Отца мы не видим. Дядюшка глядит мимо, словно мы – прозрачное венецианское стекло.

– Я теперь вроде привидения, – жалуется Анна.

Вся компания гуляет вдоль реки, Анна опирается на руку брата. Я следом с сэром Фрэнсисом Уэстоном, за нами Мадж с сэром Уильямом Брертоном. Мне ужасно тревожно, и нет желания разговаривать. Я не понимаю, почему дядюшка перечислил все эти имена. Так и не разгадала его загадку. Будто вокруг плетется заговор и в любую минуту я, ничего не понимая, шагну, а ловушка захлопнется.

– Они все совещаются и совещаются, – рассказывает Джордж. – Я кое-что узнал от пажа, который разливает вино. Они все там – секретарь Кромвель, дядюшка, герцог Суффолк.

Брат и сестра держатся, будто ничего не происходит.

– В чем они нас могут обвинить? Ни в чем.

– Обвинения придумать нетрудно. Вспомни, что они говорили о королеве Екатерине.

Анна внезапно повернулась к нему:

– Мертворожденное дитя. В этом все дело! Выжившая из ума старуха, повивальная бабка, рассказывает безумные байки.

– Может быть, – кивнул брат. – Больше у них ничего нет.

Она вдруг бросилась бежать прямо ко дворцу:

– Я им покажу!

Мы с Джорджем помчались за ней.

– Что ты собираешься делать?

– Анна, Анна, не торопись, подумай!

– Вот уже три месяца я во дворце, словно маленькая мышка, корчусь от страха по углам. Вы мне сказали – будь милой и любезной. Сколько можно быть милой и любезной? Пора встать на защиту собственной чести. Они против меня, тайно разбирают мое дело. Пусть говорят вслух! Не дам себя засудить кучке стариков, которые давно меня ненавидят. Я им еще покажу!

Она перебежала лужайку и скрылась во дворце. Мы с братом застыли на мгновение, потом повернулись к остальным.

– Продолжайте прогулку, – резко бросила я.

– Мы пойдем с королевой, – добавил Джордж.

Фрэнсис невольно протянул руку, пытаясь удержать друга, умолить его остаться с ним.

– Не волнуйся, – успокоил его Джордж, – но лучше мне сейчас быть с ней.

Мы с братом помчались по траве и следом за Анной вошли во дворец. У двери королевских покоев ее нет, стража сказала, она туда не входила. Непонятно, что теперь делать, куда она подевалась. Тут мы услышали шаги, она бегом спускается по лестнице с принцессой Елизаветой на руках, девочка смеется, что-то лепечет, как хорошо – ее унесли из детской, вокруг мелькают огоньки.

Она расстегнула рубашонку на девочке, кивнула стражнику, тот, не успев понять, что происходит, распахнул дверь.

– В чем меня обвиняют? – едва переступив порог, спросила она короля.

Он неуклюже поднялся с кресла, стоявшего во главе стола. Мрачный взор Анны обводил одного за другим знатнейших людей страны, собравшихся тут.

– Кто осмелится обвинить меня прямо в лицо?

– Анна… – начал король.

Она взглянула на него:

– Вас потчуют ложью, отравляют уши ядом, возводят на меня напраслину. Я заслуживаю лучшего. Я была вам доброй женой, любила вас больше всех на свете.

Он откинулся в глубокое резное кресло.

– Анна…

– Я не сумела доносить сына, но это не моя вина, – продолжала она страстно. – У Екатерины сыновей тоже не было, но вы ее ведьмой не называли.

Среди сидящих прошла волна шепота, когда она громко произнесла это слово – грозное и ужасное. Каждый сделал пальцами знак оберега – крест, защиту против колдовства.

– Но я родила вам принцессу, прекрасную принцессу. Посмотрите на нее – ваши волосы, ваши глаза, как можно сомневаться, чья она дочь. Когда она родилась, вы сказали, что скоро у нас будут сыновья. Тогда вы от собственной тени не шарахались.

Она высоко подняла ребенка, показала ему. Генрих вздрогнул, когда девочка протянула к нему маленькие ручки, позвала его: «Папа».

– Смотрите, чистая кожа, ни малейшего пятнышка, ни малейшего порока. Только не говорите мне, что она не благословенное Богом дитя. Только не говорите мне, что она не самая совершенная принцесса в мире. Я принесла вам благословенного, здорового, красивого младенца. Будут и другие. Посмотрите на нее, конечно, у нее будут здоровенькие, красивые братья.

Принцесса Елизавета смотрит на суровые лица. Нижняя губка девочки дрожит. Лицо Анны пылает негодованием, она держит дочку в объятиях. Но нет, Генрих только глянул на них обеих и отвернулся – от жены, от маленькой дочурки.

Я думала, сестра снова впадет в ярость, у короля недостает смелости глядеть ей в глаза, но, когда он отвел взгляд, весь огонь, казалось, мгновенно улетучился. Теперь Анна знала: решение принято, из-за его упрямства и глупости она обречена на страдания.

– Боже, Генрих, что же вы натворили, – прошептали ее губы.

Он сказал только одно слово: «Норфолк», и мой дядюшка вскочил на ноги, взглянул на нас с Джорджем, застывших в дверях, не знающих, что делать.

– Уведите сестру, – приказал он. – Лучше бы вы ее удержали, не дали ей прийти сюда.

Мы молча шагнули вперед. Я взяла малышку Елизавету из рук Анны, она радостно потянулась ко мне, уютно устроилась в моих объятиях, положила маленькую головку на мое плечо. Джордж обнял Анну, повел из комнаты.