Сабрина Йорк - Спасенная горцем

Потом отстегнул розетку и снял плед, накинутый на нее его братом. Тщательно сложил его и бросил на стул. Отстегнул веточку белого вереска и положил рядом со своей.

Теперь нужно продолжить. Медленно расстегнуть ее лиф и снять платье. Но нет. Он должен отведать, каковы на вкус ее губы. Слишком много времени прошло с тех пор, как он в последний раз ощущал этот вкус.

Он приподнял лицо Ханны за подбородок. В ее глазах мелькнул страх. Да, он такой большой, а она такая маленькая, но нельзя, чтобы она его боялась. Он всегда будет нежен с ней, потому что поклялся в этом.

Прикоснувшись губами к ее губам, он прошептал слова, рвавшиеся из сердца:

– Ханна. Моя жена. Моя любовь.

Хотя последнее слово она могла и не расслышать, потому что в этот момент их губы соприкоснулись.

А мгновение спустя у него вылетели из головы все мысли.

Потому что это происходило каждый раз, когда он касался ее. Ощущал ее вкус.

Жар поднялся в нем, когда он припал к ее губам, притягивая ее ближе, проникая в ее рот языком. Она застонала и прильнула к нему, отчего он загорелся еще сильнее. Это их первый настоящий поцелуй после того, как они стали мужем и женой. Она была теплой и пахла так ароматно, и он умирал от желания взять ее.

Хотя Ханна с готовностью отвечала на поцелуи, зарываясь пальцами в его волосы, Александр отступил, напомнив себе, что должен поклоняться ей. А не набрасываться, как дикарь. Он продемонстрирует ей своим телом то, что было так трудно сказать вслух.

Хотя Ханна нахмурилась, он повел ее к стоящему у камина стулу и усадил. Потом снова встал на колени и снял с нее туфли. Ее глаза широко раскрылись, но она не отстранилась. Не издала ни звука. Зато тихо вскрикнула, когда он стал гладить изящный подъем ступни. И вскрикнула снова, вернее взвизгнула, когда он поцеловал этот подъем. С ее губ рвался смех, и она попыталась увернуться, но он не позволил. И продолжал обводить линии ее ступни, пальцев, щиколотки, наслаждаясь каждым касанием. Сопровождая каждое касание поцелуем.

Она ахнула, когда Александр поднял подол ее платья и стал целовать икры.

– О господи, – пробормотала Ханна.

– Ш-ш-ш. – Он прижал палец к ее губам.

Она закусила губу – зрелище, едва не убившее его. Но он вынудил себя продолжать, уделяя особое внимание местечкам под коленками, потому что она стонала и извивалась, и он наслаждался ее реакцией.

К тому времени, как он добрался до ее бедер, его член уже был твердым как камень и подрагивал с каждым ударом его сердца. Желание волнами прокатывалось по телу Александра.

Он медленно поднимал юбку Ханны, пока она не собралась на коленях. Изумленный белизной и безупречностью шелковистой кожи своей жены, он провел по ней кончиками пальцев. Его поражало, что это изысканное создание позволяет ему касаться ее. Держать в объятиях. Ласкать. Он ожидал, что она в любой момент вскочит и остановит его. Но этого не произошло.

Когда он поднял подол еще выше и увидел треугольник угольно-черных волос, у него перехватило дыхание. Александр едва не проглотил язык, едва ее бедра разошлись. Совсем чуть-чуть, но этого было достаточно, чтобы его возбуждение достигло высшей точки.

Ее жар, ее запах, ее тихие вздохи сводили его с ума. Он положил ладонь на внутреннюю поверхность ее бедра, подбираясь ближе и ближе. Ханна громко выдохнула.

Когда он коснулся ее там, все нервы в его теле натянулись, как тетива лука. Пробравшись через поросль завитков, он нашел ее жемчужину. Она была влажной.

Ханна была влажной!

У него закружилась голова. Поклоняться ей, напомнил он себе, твердя это, как молитву. Потребность взять ее грубо, неистово, сжигала его. Но он не мог так с ней поступить.

Он поклялся. А Лохланнахи никогда не нарушали клятвы. Хотя он и может умереть, пытаясь сдержать эту клятву.

Александр нервно облизнул губы, и Ханна охнула. Он тут же посмотрел на ее лицо. Взгляд его застыл.

Неужели раньше он считал ее лишь красивой? Может, он безумен?

Ничто не завораживало так, как выражение, которое появлялось на ее лице, когда он гладил ее самое интимное место. Ее глаза словно заволокло дымкой. Губы раздвинулись, дыхание участилось.

Когда Александр замер, – всего на секунду, но ей она показалась вечностью, – Ханна запустила руки в его волосы.

– Не останавливайся, – хрипло скомандовала она.

Он открыл лепестки ее лона большими пальцами и бесстыдно уставился.

Боже. Боже на небесах! Он мог смотреть на это вечно. Но нет.

Когда она подняла бедра и еще крепче вцепилась в его волосы, он понял, что вечно смотреть на это не может. Для этого он недостаточно терпелив.

Он хотел, жаждал отведать вкус этих лепестков. Сейчас.

Ханна сжалась, когда Александр наклонил голову. В груди ныло, потому что она, оказывается, все это время не дышала. Как может простое прикосновение его руки, его пальцев, вызвать такое смятение чувств?

Чувств, о существовании которых она не подозревала. Странных ощущений. Мучительного желания, копившегося между бедер, беспокойства, разрывавшего тело и ум. Матроны из Кайрен Рея совершенно точно никогда не упоминали об этом.

Она хотела поднять бедра, но не посмела. Не могла упустить и мгновения из того, что он делал. Все это было слишком невероятно! Божественно.

Когда Александр стал ласкать ее языком, Ханна едва не потеряла сознание. Хотя обычно она не падала в обмороки. Безумное и восхитительное наслаждение пронзало ее, когда он проводил бархатистым языком по ее нежной расщелине и обводил сгусток нервов в центре ее существа.

Александр издал звук, сдавленный стон, отозвавшийся в ней пьянящей мелодией. Ханну охватил трепет, все ее естество словно вибрировало. Она не смогла остановиться. Сомкнула бедра по обеим сторонам его головы и выгнулась, отдаваясь блаженству.

Слава богу, он не остановился. Слава богу.

Вместо этого его губы сомкнулись на крошечном бугорке и, милосердное небо, – он стал его сосать.

Она не знала, что с ней, но это было волшебством. Перед глазами плясали языки пламени, огромные волны собирались внутри. Ее сотрясала непонятная дрожь. Но как бы великолепно все это ни было, в ней росло одно желание – познать еще больше. Нет, не желание. Мучительная потребность.

Ханна вцепилась в его уши и, игнорируя его ропот недовольства, притянула его голову к своей и поцеловала в губы. Понимая, что странный вкус был вкусом ее собственного возбуждения.

Желание ее все росло. То, что он терзал ее губы, словно стараясь ее поглотить, приводило ее в восторг. Тяжесть его тела была восхитительной. Волоски на груди терлись о ее соски, и ощущение было почти невыносимым.

Но она сможет вынести и это.

Александр сжал чувствительный холмик между ее ног. Теперь удовольствие разлилось по всему ее телу, ее охватила страсть.