Лиз Карлайл - После полуночи

— Я… я понимаю.

Но Ротуэлл уже ушел в себя и его подбородок приобрел знакомые суровые очертания. Мартиника могла ощущать, что опекун сожалеет о своей откровенности. Он всегда держал свои мысли при себе, и маловероятно, что это когда-либо изменится. Тем не менее, она узнала правду — или часть ее. Девушка не была настолько глупой, чтобы поверить в то, что когда-нибудь она полностью узнает историю Ротуэлла.

Мартиника оставила его задумчиво смотреть в холодный кофе, и не закрыла за собой дверь библиотеки, когда вышла. Она даже не была уверена, понял ли опекун, что она ушла.

Однако Ксантия узнала о подносе для завтрака, который остался нетронутым, и ворвалась в спальню Мартиника почти сразу же, как девушка вернулась туда.

— Дороти сказала, что ты не стала есть, — обеспокоенно воскликнула она. — Что случилось, моя дорогая? Тебе нехорошо?

Мартиника села в кресло рядом с кроватью и ее плечи снова опустились.

— Со мной все хорошо, — ответила она. — Достаточно хорошо для девушки, которая умудрилась за две недели испортить всю свою жизнь.

Ксантия устроилась на краю матраса и стиснула руки на коленях.

— Неужели мы с Кираном поступили неправильно? — спросила она, словно обращаясь к самой себе. — Видишь ли, мы не знали всю правду о прошлом Сент-Врейна. Я могу поговорить с Кираном. Я могу заставить его выслушать меня.

Мартиника покачала головой.

— Я уже поговорила с ним, — ответила она. — Кроме того, меня беспокоит вовсе не прошлое Джастина.

Ксантия потянулась и сжала ладонь Мартиники в своих теплых и умелых руках.

— Ты не можешь научиться любить его, моя дорогая? Это совершенно исключено?

При этих словах Мартиника почувствовала, как к ее глазам подступают горячие слезы.

— О, Зи! — воскликнула она. — Я люблю его. Неужели ты не видишь? В этом-то и проблема.

— В самом деле? — Ксантия выглядела сбитой с толку. — Неужели Сент-Врейн полагает, что не может любить тебя? Большинство мужчин женятся ради намного меньшего, ты же знаешь.

Мартиника горько рассмеялась.

— Он говорит, что это любовь с первого взгляда, — ответила она. — Говорит, что едва ли заслуживает меня, и что я дала ему надежду на счастливое будущее.

— Тогда я не в силах понять проблему, моя дорогая, — быстро проговорила Ксантия. — Без сомнения, ты же не станешь отказываться от этого брака только для того, чтобы досадить Ротуэллу?

Мартиника опустила глаза и покачала головой.

— Все не так, — прошептала она. — Дело не в том, чтобы досадить. Просто это… что ж, Ксантия, что есть во мне такого неправильного? Почему Ротуэлл так ненавидит меня? Почему он не хочет общаться со мной? Мне… мне нужно понять это.

— О, Мартиника! — Теперь ее голос звучал устало. — Это такие сложные вопросы.

— Но как я могу двигаться дальше по жизни, если не знаю, что я неправильно сделала в прошлом? — воскликнула девушка. — Что, если Джастин тоже устанет от меня и захочет отослать подальше? Это из-за моего происхождения? Из-за моей крови? Я пошла к Ротуэллу и задала ему те же вопросы, но все, что он рассказал мне — это то, что он не уверен в том, кто убил моих родителей. Но здесь скрывается что-то еще, и это отравляет все, что было между нами. Я чувствую это. Я всегда это чувствовала.

Ксантия поднялась и прошла по комнате к череде окон, выходящих на озеро. Одним пальцем она отодвинула штору, словно поглощенная видом, но Мартиника понимала, что Ксантия вглядывается не в настоящее, в прошлое.

— Киран никогда не уставал от тебя, Мартиника, — наконец произнесла она, отпуская штору и оборачиваясь. — Он отослал тебя прочь, моя дорогая, потому что был вынужден это сделать.

— О да! — язвительно ответила Мартиника. — Он боялся за мою безопасность.

Взгляд Ксантии снова обратился в прошлое.

— Во многом это правда, — тихо сказала она. — Мятеж едва был подавлен и мы все боялись. Боялись все время и всего. Многие мужчины отправляли прочь жен и детей. Если и есть в этой истории что-то большее, то об этом должен рассказывать Киран. А не я. Но ты должна верить мне, когда я говорю, что он не ненавидит тебя. Теперь ты — член нашей семьи, а для Кирана это значит все на свете.

— Но он держит меня на таком расстоянии, Ксантия, — прошептала Мартиника. — В прямом и переносном смысле. Я думаю, что все дело, должно быть, в моем наследии. Думаю, что он стыдится меня.

— О нет, — твердо ответила Ксантия. — О нет, моя дорогая. Это просто неправда. Откуда у тебя взялась такая идея?

— Я не знаю, — призналась Мартиника.

Ксантия несколько минут молчала. В коридоре рядом с комнатой скрипнула дверь и на подносе звякнула посуда. На подоконнике за окном ворковал голубь, а внизу садовники с лязгом разбирали лопаты и грабли. А Ксантия все еще колебалась.

— Кирана сложно понять, — наконец произнесла она. — В его прошлом… осмелюсь сказать, слишком много разочарований.

— Потому что вы остались сиротами? — спросила Мартиника. — Поэтому?

Ксантия медленно кивнула.

— Да, отчасти, — признала она. — И, как и многие из нас, Киран несколько раз сделал неудачный выбор — и с этим он теперь должен жить.

Мартиника опустила голову.

— Ротуэлл сказал мне, что это он должен был быть в экипаже в ту ночь, когда погибли мои родители, — призналась она. — Ты имеешь в виду именно такие вещи?

Ксантия снова помедлила.

— Да, полагаю, что такие, — сказала она, все еще не отходя от окна. — Тем не менее, его проблемы — не твои, моя дорогая. Ты не можешь позволить себе перемешивать его чувства со своими. Ты должна жить собственной жизнью. Обещай мне, Мартиника, ты сделаешь это? В противном случае ты выставишь на посмешище все то, над чем работал Люк, что он старался дать тебе.

— Я… я полагаю, что ты права. — И это верно подмечено, допустила Мартиника.

Внезапно Ксантия обернулась.

— И ты… ты, Мартиника, просто вылитая Аннамари, — ни с того ни с сего заявила она. — Ты понимаешь это, дорогая? Киран не может смотреть на тебя и не вспоминать в следующую секунду, что это он должен был быть в том экипаже, а не твоя мать. И не наш брат. Это такое суровое напоминание.

— Я… я никогда не думала об этом в таком смысле.

Ротуэлл чувствовал себя виноватым? Возможно, отчасти в этом все дело. Из всех людей, у Ксантии нет причин лгать. Отчим Мартиники нежно любил ее. Может быть, именно за это — и за то, что он принял ее — ей и следует цепляться.

Ротуэлл не ненавидел ее.

Он отослал ее прочь не потому, что испытывал к ней отвращение, а из-за того, что хотел обезопасить ее. Неужели это правда? Возможно. Отчасти да. Противоречивый и запутавшийся , так сказала Ксантия. Но правда лежала еще глубже, как подозревала Мартиника. Ротуэлл — глубоко несчастный человек. Неужели его несчастье должно омрачить ее будущее? Должна ли она отказаться от этого шанса — от единственного идеального шанса на любовь — просто потому, что озлобленный человек не смог разобраться в собственных чувствах? И должна ли она наказывать за это другого человека?