Елена Барлоу - Апрельское озеро

– Что ж, – сказала Элисон вслух, – он довольно мил. У него красивый голос. Ах, да, и ещё манеры.

Девушка улыбнулась и тут же фыркнула, недовольная своими мыслями. Попыталась вновь вникнуть в текст заметок Гильберта, но улыбка Кэллиса всё никак не выходила у неё из головы. И вдруг она подумала, было бы ей приятней выйти замуж за него, а не за сыночка Ривза? Элисон прижалась затылком к стене, положив потрёпанную книжку на согнутые колени, и попробовала представить себя рядом с Уильямом, как бы он улыбался ей, а тёмные глаза сияли бы нежностью и заботой. Интересно, стал бы он оставлять её каждый день одну в практически пустом замке? И как бы он целовал её? Было бы это приятно, а не так, как с Александром...

Элисон глубоко вздохнула: ей следовало бы думать не о мужчинах, а о том, как поскорее сбежать отсюда. С одной стороны, это было невозможно: тогда репутация её семьи полетит к чертям, да и её собственная. А с другой... Всегда есть какой-либо выход, так устроена реальность, и девушка знала это.

Она заправила за ухо выбившийся локон, и когда, наконец, вернулась к чтению заметок об электричестве, в дверь её комнаты постучали. Девушка вздрогнула и от неожиданности уронила книгу на ковёр.

– Миледи? – из коридора послышался голос экономки. – Миледи, вы не спите?

Элисон спрыгнула с подоконника и практически бесшумно добежала до двери. Она и не подумала не открывать, слишком взволнованным показался ей голос миссис Уоллес. Девушка повернула ключ в замке и отперла дверь: экономка стояла перед ней со свечой в правой руке; одета она была в тяжёлый плащ какого-то грязно-серого цвета, и от неё ощутимо веяло запахом полевых цветов.

– Что-то случилось?

– Просто я бы хотела попросить вас оказать нам помощь, миледи, – женщина ласково улыбнулась, расстёгивая пуговицы плаща. – Поверьте, я бы не потревожила вас в такой час без надобности.

Всё лучше, чем тосковать одной в тёмной комнате, решила Элисон. Запахнув на себе тонкий халат поверх шемизы, девушка вышла в коридор и последовала за экономкой. Когда они вместе спустились в полутёмную гостиную, миссис Уоллес отдала Элисон подставку со свечой.

– Вы нам посветите. София давно уже ушла, а вдвоём с Жаном нам не справиться.

– А как же слуга мистера Ривза? Как там его... – девушка закусила губу, пытаясь вспомнить имя человека, которого до сих пор так и не видела. – Томас, кажется.

– Ох, этот! Этот уже какую неделю таскается за графом и предпочитает место посолиднее, чем наш замок, – женщина обратила взор к главным дверям. – Просто находитесь поблизости, Элисон.

Двери с грохотом распахнулись – в гостиную тут же ворвался холодный ночной ветер, домчавшийся сюда с равнин. А после увиденного далее Элисон и вовсе застыла на месте в полном изумлении: старик Жан, сгибаясь в три погибели, медленно переступил порог дома, почти таща на себе худое, повисшее на нём тело мужчины. Элисон дёрнулась, сделав шаг назад, а глаза её расширились от непонимания того, что случилось на самом деле.

Миссис Уоллес поспешно закрыла двери, когда Жан, кряхтя и тихо ругаясь по-французски, протащил на себе обвисшее тело дальше в гостиную. За конюхом и его ношей с улицы прошмыгнул Сэм и, не обращая ни на кого внимания, просеменил мимо куда-то в дальний коридор. Элисон чуть подняла руку и лишь тогда поняла, что эта самая ноша на плечах Жана являлась её мужем.

– Снова напился, дьявольский сынок. Помогите же мне, наконец! Мои плечи уж точно не заточены под этого сопляка!

– Прекрати ворчать, Жан, – экономка подошла к нему, осторожно взяла Александра за его безвольно болтавшуюся правую руку и закинула её себе на плечи; тогда они вместе с конюхом дотащили Алекса до дивана, стоявшего тут же, рядом.

– Вот оно как! Чёртов паршивец! – Жан разогнулся, и даже Элисон расслышала, как захрустели его старые кости. – Этот подлец и вовсе потерял совесть. Попомните мои слова, миссис Уоллес! В следующий раз... а я уверен, что будет следующий раз, – старик откашлялся и, подняв указательный палец левой руки вверх, продолжил: – Попомните! Я брошу его где-нибудь в равнине, посреди дороги, и чтобы его, проклятого пьяницу, переехал какой-нибудь...

– Хватит, Жан! – экономка грубо прервала его, вздёрнув подбородок. – Помоги донести Александра в его комнату, а потом можешь быть свободен. И вот тогда ругайся себе на здоровье, но нас с Элисон рядом уже не будет.

Старик недовольно проворчал что-то себе под нос, коротко взглянув на девушку, стоявшую в паре шагов от них, и, уперев руки в бока, повернулся к развалившемуся на диване Александру. Элисон вот уже которую минуту смотрела на него, и на её лице читалось явное отвращение. Мало того, что на Алексе не было ни куртки, ни даже рубашки, от него ещё ужасно сильно пахло крепким вином, смешанным с какими-то специями; светлые волосы были мокрыми, и сейчас липли к чересчур бледному лицу. К тому же, мешковатые брюки на нём были порваны в коленях... Элисон посчитала, что никогда в своей жизни не видела более омерзительного мужчины. Что ж, одно дело – ненавистный супруг, а другое – ненавистный, до одури пьяный супруг.

Миссис Уоллес и Жан вместе тащили Алекса на своих плечах по лестнице и коридору, а Элисон шла чуть позади, вытягивая руку со свечой как можно выше.

– Вот, эй! Слышите? – пробурчал конюх, когда они уложили Александра в постель. – Он что-то там бормочет, щенок!

Алекс и вправду бормотал нечто невнятное, медленно мотая головой. Глаза он так и не открыл, только ворочался в пьяном бреду, сжимая в пальцах тонкое одеяло. Вино, по-видимому, так разгорячило его, что он до сих пор мучился от его жара, разливающегося внутри. На лице, плечах и торсе выступили капельки пота, и Александр то и дело кусал губы, несвязно шепча.

– Мне нужно раздеть его, привести в, скажем так, порядок, – когда старик Жан, прихрамывая, ушёл восвояси, миссис Уоллес взяла из руки Элисон свечу и устало улыбнулась. – Спасибо, дорогая. Мне жаль, что тебе пришлось увидеть его таким. Так бывает, когда он отправляется в дальнюю поездку...

– Вы тоже знаете про Индию?

– Да, милая, знаю. Он напивается до беспамятства, чтобы стало легче...

Женщина произнесла последние слова с такой тоской, что у Элисон замерло сердце. И она возненавидела Александра ещё крепче за то, что он слеп, и не видит того самого человека, который действительно любит его.

Уже позже, глубокой ночью, когда Элисон лежала в своей холодной постели, на неё напала целая туча неразборчивых мыслей о том, какие отношения складывались у её супруга с его отцом и другими обитателями замка на протяжении всей его жизни. Но она вовсе не пыталась найти оправдание такому безобразному поведению взрослого мужчины. Просто у неё возникло ощущение, что никто в этом доме, кроме несчастной экономки, по-настоящему не привязан к Александру.