Елена Барлоу - Добровольная зависимость

Но это ничего не меняло: ни его власти над нами, ни его упрямства, ни даже моего решения. Именно это я и хотела ему сказать, но что-то заставило меня передумать.

— Так почему же я должен принимать ваше предложение?

Недолго думая, я ответила, стараясь смотреть Готье в лицо и не опускать глаза:

— Вы не должны. В вашей власти уйти и оставить нас на произвол судьбы. Вы также можете отправиться искать мою сестру… Но вы ничего не измените. Она уже замужем. И вы прекрасно знаете, что брак консуммирован.

После этих слов я заметила, как он напрягся и почему-то покраснел. Но я отступать не собиралась, он должен был увидеть, что я решила идти до конца.

— Вы можете оставить всё, как есть, а можете жениться на мне и избежать большего скандала. Вам не придётся ждать и тратить драгоценное время на поиски другой невесты… Вы сами так сказали. А я обещаю быть… обещаю…

Мне казалось, если я произнесу те слова, то тут же свалюсь без чувств. Но Готье уже сосредоточил всё своё внимание на мне, и отступать было некуда.

— И что вы там обещаете? — спросил он нетерпеливо.

— Быть покорной… и послушной. Повторяю, так мы все что-то выиграем.

— А вы? Что выиграете вы? И как же ваша учёба в Кардиффе?

Забавно, что он всё-таки поинтересовался. Это было вполне закономерно, но всё равно мне снова пришлось сдерживать слёзы и говорить дрожащим голосом.

— Мою… мою работу не оценили, я имею в виду, я не прошла первый этап. У меня не было шансов, — я попыталась улыбнуться, и выглядела в тот момент весьма жалко. — Я ненавижу сидеть на чьей-то шее, поэтому в моих же интересах принести пользу… ну, в иной роли. Да, я хочу, чтобы вы женились на мне. Вот, что я хотела вам сказать.

Я предоставила ему выбор и уже не в силах была смотреть на него, поэтому просто повернулась к окну. Погода так быстро испортилась, я даже не сразу заметила накрапывающий дождь. Я чувствовала себя дурно ровно настолько, как если бы директор Эйвинчес-Хилл сам разорвал моё сочинение на куски и бросил бы их мне в лицо. И эта мысль настолько разозлила меня и расстроила, что на мгновение даже замужество показалось мне лучшим вариантом.

Обернувшись, я увидела, что Готье всё так же неподвижно стоит на месте и глядит на меня. О чём он думал тогда и как быстро принял решение, я не догадывалась, и мне было жутко страшно из-за неизвестности и неопределённости.

— Я ценю ваш порыв, Кейтлин, — сказал он просто. — Но вы делаете из себя жертву…

— Это уже мне решать. Можете назвать это отчаянием.

— Вы ничего не знаете о замужестве, о мужчинах. Не пожалеете ли вы вскоре?

Его слова напоминали мне о моей неуверенности. Но всё уже было сказано. Готье колебался, и я боялась, как бы он не отказал мне.

— Я знаю не меньше других девушек, сэр. Ведь я такая же, как и все. Больше мне вам нечего сказать.

После долгого молчания и такого пронизывающего взгляда, что мне порой хотелось спрятаться от него, Готье кивнул и сказал:

— Хорошо.

Облегчения я не испытала, и, судя по всему, это было наше с ним обоюдное ощущение. Готье медленно подошёл ко мне, затем вдруг взял мою левую руку в свою (до чего же холодными были его пальцы!) и попросил отдать ему обручальное кольцо. Его просьбу я выполнила, а дальше как во сне следила за тем, как он надел это кольцо мне на палец, притом пристально глядя мне в глаза.

— Поздравляю, — сказал он мрачно, почти безэмоционально. — Завтра я приеду, чтобы помочь со сборами. А заодно убедиться, что и вы не сбежите. У вас это семейное.

Потом он просто ушёл, а я стояла там, под звуки начинающейся грозы, и смотрела на золотую полоску кольца, с безмолвным отчаянием осознавая, что стала невестой. Я… невеста?

Я — невеста.

Примечание к части

[1] Проклятье! (итал.)

Он не присылал мне подарков, как полагалось перед свадьбой делать жениху. Никаких сувениров, украшений или дорогих одежд, кроме свадебного платья цвета слоновой кости, такого простого, но в то же время совершенно отличающегося от платья Коллет скромным стилем: шифонная накидка на плечи, декольте на завязках, жёсткий корсет в кружевах и юбка из воздушной ткани, создающая эффект многослойности.

И примеряя этот наряд перед зеркалом в нашей с сестрой комнате, я не без удивления отметила, что он идеально сидит на моей миниатюрной фигуре, а ведь предварительных примерок не было. Готье угадал, или ему просто повезло с выбором. Глядя на своё отражение — бледный призрак с распущенными длинными локонами светло-медного оттенка — я с тревогой осознала, что вскоре этот призрак больше не будет принадлежать только самому себе. А точнее, всего через несколько часов он уже вовсю познает прелести супружеской жизни. От этой мысли мне стало настолько страшно, что на глаза даже навернулись непрошенные слёзы. Никогда бы не подумала, что буду испытывать страх перед мужчиной и физическим вмешательством в собственное тело… Но это ведь не какой-то докторский укол в руку… теперь это непосредственно касалось меня, моего тела, моей души. Ионсобирался оставить раны и на теле, и на душе.

В день венчания камердинер жениха приехал с экипажем к нашему дому, чтобы забрать меня и отчима, который отведёт меня к алтарю. И Глиннет не видывал более скромной свадьбы за всё время своего существования. Короткая церемония прошла в церквушке, находящейся в конце главной дороги. Жители говорили, что её первый камень был заложен ещё в шестнадцатом веке, но никто точной даты не знал.

Идя под руку с отчимом к дверям церкви, я смотрела на её грязные, серые стены, поросшие влажной от дождя растительностью, и думала о Коллет, о том, как она представляла собственную свадьбу и что в итоге получила.

Единственным светлым пятном на фоне этого унылого мероприятия стали местные детишки, а ведь многих из них я знала. Одна из девочек-подростков, которые готовились поздравить меня у церкви, вручила мне прелестный букет, и я не могла не принять его.

Внутри было душно, пространство переполняли запахи ладана, и я видела целый океан свечей, разлившийся по сторонам. Священник, так невероятно выделяющийся в этой мрачной полутьме своим белым одеянием, улыбался мне, пока я не заметила, наконец, Готье, стоявшего слева от него вместе с двумя джентльменами во фраках. Тогда я видела их в первый и последний раз, и даже не узнала, кем они приходились моему жениху.

А Готье, одетый в чёрную фрачную пару с белым галстуком и рубашкой кремового цвета, обернулся ко мне, подошёл и, предложив руку, вынудил отпустить отчима. В то мгновение мне очень не хотелось этого делать. Мистер Брам олицетворял собой едва ли не последний лучик света из нашего скромного, но такого родного жилища, и я уже начинала скучать по нему.