Елена Барлоу - Добровольная зависимость

— Он звал вас с собой? — с интересом спросила я. — Какие у вас были отношения?

— Да, он предлагал и мне бежать… Но я был слишком молод и труслив. Мы были дружны, несмотря на детские обиды и недомолвки. Он всегда оставался моим самым лучшим другом, — мне показалось, что его голос дрогнул, но на его спокойном лице это никак не отразилось. — Сейчас Эдвард довольно неплохо устроился. Он работает в типографии, в одном частном американском предприятии, чей доход довольно тяжело будет подсчитать в уме.

Супруг тепло улыбнулся, и мы остановились возле широкого ствола ели. Я до сих пор не могла поверить в то, что мой деверь проживал в Америке, так далеко, и меня просто разрывало любопытство. Скорее всего, это было написано у меня на лице.

— Вижу, у тебя остались вопросы, милая, — он тихо засмеялся, затем распахнул пиджак и любовно провёл пальцами по стволу дерева. — Эдвард живёт в небольшом городке Перри, в штате Джорджия, вместе с женой американкой и пятью детьми. Там чудесный климат и, должен заметить, замечательные рестораны.

— Вы говорите так, словно сами там побывали.

— Бывал, — ответил он просто, — после Африки я вернулся сюда… несколько помятым и разбитым. Тогда Эдвард в привычной ему легкомысленной манере поспорил, что я не решусь навестить его. А я принял вызов и приехал.

— И вы жалеете, что не остались?

Пусть думал он недолго, но его горькая усмешка на тонких губах сказала мне о большем, чем он сам:

— Стоило бы жалеть о том, что в свои семнадцать я не уехал с ним. Однако, поздно уже о чём-либо жалеть. Нужно смотреть в будущее.

Поскольку моё собственное будущее было скрыто за туманной дымкой, я была поглощена желанием побольше узнать о прошлом. Осмелев, я подошла ближе и спросила:

— А когда же вы женились на Мэгги Уолш? Ваш дед не был против этого брака?

Готье вдруг помрачнел, сделал шаг ко мне и встал так близко, что я ощутила тепло его кожи; я растерянно уставилась в его расстёгнутый воротник, боясь пошевелиться. Затем произошло нечто такое… сердце моё забилось чаще, и взмокли ладони и лоб: Готье наклонился ко мне, а я со всей уверенностью решила, что он поцелует меня, и в глубине души хотела этого и надеялась, что моё испуганное выражение лица не оттолкнёт его.

Однако, к моему глубокому (хоть и не показанному) разочарованию, он всего лишь посмотрел на меня и предупреждающе произнёс:

— Милая Кейт, есть такие истории, такие тайны, которым лучше оставаться тайнами. И делиться ими бывает весьма опасно. — Он выпрямился и поправил свой пиджак. — Тебе не зачем знать о Мэгги. Она просто тень из прошлого, которую я хочу поскорее развеять.

Что-то странное было в его красивом голосе, нечто потустороннее, и я невольно ощутила дрожь глубоко внутри. А ещё обиду от неудовлетворённости.

— Хотите сказать, что храните тайну своей жизни с ней? — предположила я вслух. — Неужели это настолько личное, что вы боитесь поделиться со мной?

— Это не я боюсь, — сказал он. — Это ты испугаешься.

***

Осень принесла в Лейстон-Холл не только бесконечные серые тучи и дожди каждый день, но и новую, почти непереносимую тоску. Мама писала, что её возвращение домой не было достаточно радостным, ибо обе её дочери находились слишком далеко. Она тонко намекала на то, чтобы я приехала с мужем в Глиннет хотя бы на Рождество. Но в моей голове не укладывалось, как я могла бы притворяться для неё, что счастлива, а мой муж желает меня и обожает. Я бы никогда не смогла заставить Джейсона вести себя так, а не иначе.

Его размеренное существование в доме и вне его порой доводило меня до отчаяния, и я едва ли не умоляла о совместных прогулках. В конце концов, в октябре мы стали чаще появляться на публике, и даже близко подружились с одной супружеской парой — Лорой и Колином Смитт. Лора напоминала мне сестру, а её муж был застенчивым человеком, но успешным торговцем, который встречался с Готье во время военных действий в Африке.

Мне всё ещё не давала покоя тайна, которую скрывал мой муж. И за много недель я успела придумать и отбросить десяток версий, по которым он не хотел ею со мной делиться. Измена, финансовые трудности, бездетность… Что ещё он мог пронести за те десять лет жизни с Мэгги Уолш?

Порой доходило до того, что я начинала верить в некие криминальные возможности развития событий, или даже магические, тёмные и жуткие.

Вечерами, возвращаясь в свою спальню, я проходила мимо полуприкрытой двери его кабинета, где он до поздна корпел над какими-то документами, и замечала, как он отпирал и запирал один единственный ящик комода под столом — верхний, правый. Во мне проснулась та любопытная, бесстрашная девочка, которая жила во мне когда-то, и я уже не могла выбросить этот заветный ящик из головы. Точнее, надуманный образ того, что могло бы там находиться.

И однажды моё глупое, детское любопытство едва не довело нас до беды.

Однажды вечером, одетая в одну лишь длинную ночную сорочку, я прошла по коридору от спальни до кабинета мужа, почти прижимаясь к стене, и, остановившись у нужной двери, осторожно постучала. Я ожидала услышать голос супруга, но по счастливой случайности его не оказалось в кабинете, так что я вошла в комнату, прикрыв за собой дверь.

Мрачный кабинет напоминал мне небольшую неаккуратную библиотеку, эдакую комнату, затерявшуюся во времени и бумагах, разбросанных тут и там. Но я не собиралась тратить драгоценные секунды на изучение этой средневековой обстановки. Заветный ящик в комоде был, конечно же, заперт, и с минуту я в отчаянии лишь дёргала за маленький крюк-ручку.

Отдышавшись и успокоившись, я осмотрелась и решила залезть в карманы пиджака, что висел на спинке большого кресла рядом. Каково же было моё удивление, когда я обнаружила там нужный ключ! Я торопилась, несколько раз промахивалась мимо замочной скважины, но раздался долгожданный щелчок — ящичек открылся. Кроме нескольких папок с бумагами и двух увесистых конвертов я не обнаружила ничего подозрительного, поэтому принялась за первый распечатанный конверт. В нём оказались фотокарточки и письмо, адресованное некоему Роберту. В свете настольной лампы я разглядела людей, изображённых на тех фотографиях. Это были Мэгги Уолш и её брат.

На задней стороне одной из карточек я прочла, хоть и с трудом, каллиграфическим почерком написанные слова:

«Моему дорогому брату на память! Навеки твоя, Мэгги!»

Но едва я принялась за письмо, как вдруг с первого этажа раздался какой-то глухой шум, похожий на короткий стук, затем совершенно внезапно погас весь свет, и я оказалась одна в полнейшей темноте кабинета.

От неожиданности я забыла о фотографиях и письме; я не боялась темноты, ведь моё воображение не рисовало ни монстров, ни приведений, прячущихся в ней. Но в тот момент я испугалась, бросила конверт на пол и медленно поднялась с колен. Не успела я сообразить что-то разумное, как вдруг увидела белеющее на фоне тёмного прохода тело своего мужа.