Елена Барлоу - Добровольная зависимость

Он не рассказывал ей о своей недолгой службе лишь потому, что не находил в том периоде своей жизни ничего путного и значительного. В Африке он увидел лишь смерти, голод и цену долга перед отечеством. Так он и сказал ей. Кейтлин внимательно посмотрела на него и просто кивнула. Она приняла его ответ и больше ни о чём не стала спрашивать.

Он знал, что час был поздний. Из дальнего окна через прорезь штор в комнату лилась узкая полоска света; то ли луна так ярко сияла, то ли уже начался снегопад.

Он посмотрел в глаза своей молодой жены и почувствовал, как начинает дрожать. И пальцы, которыми он сжимал её талию, вдруг начало покалывать. До появления в его жизни Мэгги он вообще не знал, что такое страсть к женщине. С ней он познал, что она может быть разрушительной, болезненной и пошлой. С ней он не знал, что страсть может сочетаться с любовью, а любовь Мэгги к своему брату он считал греховной и мерзкой. Мысли о том, что такая женщина предпочла ему собственного брата, долгое время терзали его, и Джейсон сам себя убедил, что как мужчина он — ничтожество и слабак. Он никогда не узнает нежности и настоящей, сводящей с ума страсти.

Но именно сейчас он видел в этих глазах, цвет которых так напоминал ему листья каштана из сада, любовь, ту самую, которую желал испытать многие годы. Он сгибался под давлением общества и собственного воспитания, и время было к нему беспощадно, но он дождался. И теперь со всей уверенностью мог сказать, что стал, наконец, любим.

Они что-нибудь придумают. Придумают вместе. И всё окончится хорошо, потому что иначе быть не может.

Мужчина тяжело дышал, стало невыносимо душно, хотя он был обнажён и лишь едва прикрыт краем одеяла. Джейсон забрал у супруги книгу, почти с остервенением отшвырнул куда-то в сторону и так крепко прижал Кейтлин к своей груди, что она невольно ахнула. Почувствовать её мягкую кожу мешало ночное одеяние, он молча начал стаскивать его со своей жены, и, когда ему это удалось, усадил Кейт обратно к себе на колени и поцеловал. Хотелось касаться её везде, ощущать, как длинные волосы, которые в свете лампы казались золотым дождём, струятся у него между пальцами, и как же сильно ему хотелось потереться щекой о её грудь, услышать, как бьётся её сердце…

Он не расслышал, что она прошептала, пока целовал её шею, поэтому отстранился, хоть и с мучительной неохотой, и затуманенными от желания глазами взглянул в порозовевшее лицо своей жены.

— Что такое, моя радость?

— На тебя что-то нашло, — произнесла она, едва дыша. — Ты раньше никогда так… Нет, я знаю, как бывает… Но сейчас это иначе.

— И у неё ещё хватает сил говорить! — засмеялся он и принялся расплетать её косу. — Что мне остаётся, жалкому рабу своих чувств, когда ты в очередной раз меня побеждаешь? Я здесь, перед тобой, чтобы быть побеждённым. Разве ты этого не видишь?

Но она не могла найти слов, только её глаза расширились от изумления, и дыхание немного выровнялось.

— Я навсегда твой раб.

И после этих слов он уже не принадлежал себе, мужчина, который когда-то думал, что одиночество останется его вечным спутником. Кейтлин прильнула к нему, обмякшая от желания, и с ещё большим напором стала отвечать на жаркие, прерывистые поцелуи. Она всё ещё сидела у него на коленях, и в какой-то миг Джейсон оторвался от её губ, посмотрел на её тело, молодое и здоровое, несомненно, созданное только для него, коснулся рукой мягкой, отяжелевшей груди и горячо застонал, уткнувшись в её влажное плечо.

Это оказалось больнее, чем он мог себе представить. Физически он ощущал такой невероятный прилив сил, что в какой-то миг это напугало его. Но то было лишь вспышкой, короткой и неважной. В паху мучительно тянуло, почти невыносимо напряглись все мышцы, и он терпел так долго, как только мог. Он поцеловал губы своей любимой, насладился её горячим дыханием ещё немного, затем скользнул рукой под её ягодицы и пальцами коснулся влаги между её ног. В тот же миг Кейтлин вздохнула, вцепившись ему в плечи, и открыла глаза. Какое изумление он прочёл на её лице, и какой невероятно красивой она была в этом страстном порыве!

Её тихий стон разрушил всякое терпение. Повернувшись вместе с Кейтлин и ложась на постель, он в спешке заметил влажные завитки волос, прилипшие ко лбу, и распухшие от поцелуев губы… Он не мог поверить, что эти невероятные губы целовали его так неистово, и что так будет продолжаться снова и снова. Её глаза блестели, а руки тянулись к нему в мольбе поскорее подарить любовь, что он и намеревался сделать, взамен же просил совсем немного.

— Любовь моя, любовь моя… — шептал он горячо, возвращаясь к ней, целуя её лицо.

И чем ближе она становилась, тем явственней он чувствовал её власть над собой. Между тем он знал, что она ощущает то же самое вместе с ним, и это является для неё счастьем.

Он даже не понимал, что сделался грубее, и что его движения перестали быть плавными. В этот раз всё случилось быстрее, жёстче, почти грубо, но ему так отчаянно хотелось избавить себя от томной боли, от мучившей его неудовлетворённости, и он с головой погрузился в своё желание. И как во сне, будто бы со стороны, он мог расслышать частые вздохи и громкие стоны, свидетельства их любви.

Всё закончилось так же быстро, как и началось. И он очнулся под резкие звуки капель, ударяющихся о карниз окна снаружи. Лишь эти звуки нарушали тишину. Джейсон лёг на спину и долго пытался унять дрожь в руках. Затем снова обернулся к своей любимой; она выглядела немного бледной, но спокойной. Открыв глаза, Кейтлин улыбнулась, и он тут же ощутил, как нежность заполняет его, течёт в нём, как кровь по венам. И всё, чего ему хотелось — просто обнять её, держать в своих руках и целовать, пока хватило бы сил.

Он поднялся, чтобы приоткрыть окно и впустить в спальню немного свежего воздуха, затем вернулся в постель, укрыл Кейтлин и себя одеялом, и она тесно прижалась к нему, положив голову ему на грудь.

Вскоре она заснула, а счастливый мужчина продолжал глядеть в потолок, представляя своё будущее светлым, а себя — любимым до конца своих дней.

Был ветреный, снежный день, и едва ли любой нормальный человек рискнул путешествовать в такую погоду. Намечалась буря, если не хуже. И ещё по дороге в замок Энн, что к северу от Лондона, меня захватило тревожное чувство. Но это не было похоже на страх перед бураном. Что-то иное застало меня врасплох, и я дрожала и дышала прерывисто, но не решилась сказать об этом даже мужу. Он так рвался в эту поездку! Лондон манил его высшим обществом, он ожидал, наконец, показаться перед теми людьми, которые могли бы открыть ему заново дорогу к большим проектам здесь, в Англии, и помочь ему навсегда избавиться от репутации угрюмого затворника.