Джулия Лонг - Греховная невинность

– Фредди! Вы сама утонченность.

Она протянула ему обе руки. Лорд Лайл нежно их сжал, а потом одну за другой поднес к губам, чтобы запечатлеть на каждой долгий поцелуй. Это фривольное приветствие во французском стиле всполошило бы весь Пеннироял-Грин, если бы в гостиную заглянула одна из местных кумушек.

– Сама утонченность? Увы, мне известно, что подобный комплимент вы приберегаете на случай, когда хотите скрыть свои истинные мысли.

– А я заметила, что вы не удостоили меня ответным комплиментом, хотя прошло уже две минуты.

– Что ж… – Отступив на шаг, Лайл с подозрением оглядел Еву. – Я едва узнал вас. Куда подевалась ваша модная лондонская бледность? От деревенской жизни на ваших щеках расцвели розы. Или это румяна? По какому случаю? Неужели виной тому мой визит? Я польщен.

По слегка сбивчивой речи Фредди Ева угадала, что он не остался равнодушен к белому муслину, глубокому вырезу и всему остальному, что некогда сводило его с ума (он уверял, будто готов на все, лишь бы заполучить ее, ибо не хочет умереть, так и не осуществив своей мечты). Впрочем, Фредди обожал красивые фразы. Преувеличения, тонкие намеки, колкости и остроты перемежались в его речах с необычайно меткими наблюдениями.

– Если мои щеки порозовели, то, верно, из-за волнения. Мне пришлось давать указания слугам, чтобы приготовиться к вашему приезду. Сказать по правде, в Пеннироял-Грин больше нечем себя занять. Если не считать целительных прогулок.

Лайл презрительно фыркнул.

– Если бы Господь создал нас для прогулок пешком, он не дал бы мне богатства, чтобы я мог купить себе ландо, а заодно и лошадей для упряжки.

Фредерик тяжело опустился в ближайшее чиппендейловское кресло. Движение далось ему с трудом – он почти рухнул. «Мы оба не молодеем, – напомнила себе Ева. – Фредди добивается меня уже много лет. Подобное постоянство встречается нечасто». Она внимательнее присмотрелась к нему. За те несколько месяцев, что они не виделись, Лайл немного располнел. Изящные черты его лица расплылись, тело стало рыхлым. Однако жилет не лопался на животе. О нет, наряды Фредерика тщательно подгоняли сообразно с малейшими изменениями фигуры – он мог себе позволить щедро платить портному и не терпел небрежности, все его костюмы сидели на нем безукоризненно.

– Должна вас предупредить: здесь, в Пеннироял-Грин, прогулки – едва ли не единственное развлечение. Трудно будет найти другое занятие, которое отвечало бы вашему взыскательному вкусу.

– О, не сказал бы, что здесь нечем себя занять. К примеру, я с удовольствием провел бы вечер за картами, в особенности если ставкой в игре будет что-нибудь интересное.

Фредди никогда не поглядывал искоса, с хитрецой. Он пристально смотрел на Еву своими прекрасными темными глазами, которые все единодушно находили обворожительными. Его изящные брови вопросительно изогнулись, словно два резвых спаниеля, застывших в стойке.

– В последнее время я пристрастилась к игре в фараон, – уклончиво ответила Ева. – Крышка шкатулки для карт открывается со щелчком, нарушая бесконечную деревенскую тишину.

Фредди коротко рассмеялся и кивнул, молчаливо признавая, что Ева ловко ушла от ответа.

– Может быть, позднее мы сыграем партию. Тогда и обсудим ставки.

– Возможно. – Она одарила Лайла улыбкой, обещавшей одновременно все и ничего.

Этим графиня покорила его окончательно. Фредди нравилось добиваться желаемого, преодолевая преграды, его всегда увлекал спортивный азарт. Он обожал играть – так, как забавляется с мышкой ленивый раскормленный кот.

– Так вы говорите, здесь царит тишина? Хм… Кажется, вы не слишком довольны своим новым обиталищем, Ева?

– Вы приняли беспечность за недовольство. – Ей вовсе не хотелось, чтобы Фредерик счел ее доступной или решил, будто она отчаянно жаждет сбежать из Суссекса. – В целом мне здесь вполне удобно, а жители городка еще не забросали меня камнями как блудницу. Не забудьте, я ношу титул, пока не женится наследник Монти. К тому же вся округа побаивается Хенни.

Ева не стала упоминать о недавнем скандале. Бросив взгляд на увядшие полевые цветы в вазе, она почувствовала себя изменницей.

Фредерик вытянул ноги в сапогах, отполированных до зеркального блеска. Ева украдкой расправила юбку, туже обтянув лодыжки, чтобы в сияющих голенищах не отразилась нескромная картина. Лорд Лайл рассеянно похлопал ладонями по подлокотникам кресла и обвел глазами комнату. Его крупный галльский нос поворачивался то в одну, то в другую сторону, словно флюгер. Цепкий взгляд подмечал любую мелочь: пустую каминную доску, вазу с увядшими полевыми цветами, портрет неизвестного джентльмена – родственника покойного графа, мебель, преимущественно французскую, превосходного качества, но разрозненную, собранную случайно. Должно быть, после революции во Франции граф отвез лучшую часть своих трофеев в Лондон, а остальное оставил в суссекском поместье.

– Значит, это все, что у вас осталось после вашей блестящей победы, моя дорогая? Этот… милый домик? – Глаза Лайла насмешливо блеснули.

Ева видела, что он внимательно изучает ее, раздумывая, сохранить ли преданность ей или поразить жадных до слухов газетчиков и великосветских стервятников захватывающим описанием стесненных обстоятельств графини. В письме Фредди упоминал, что лондонское общество изнывает от скуки.

– Дом в самом деле милый, не правда ли? – любезным тоном заметила она. – Могу я предложить вам выпить, Фредди?

– Если вечер пройдет так, как я надеюсь, мне предстоит выпить немало. Пожалуй, я начну с хереса, если он у вас есть. Вы уверены, что не хотите подойти ближе и присесть ко мне на колени?

– Спасибо, но пока мне довольно удобно и на диване. Хотя, признаюсь, ваше предложение звучит соблазнительно: за то время, что мы не виделись, ваше колено стало пухлее.

Лорд Лайл остался невозмутим.

– Когда мне грустно и одиноко, я нахожу утешение в еде, дорогая Ева, – довольно усмехнулся он.

– Тогда вас, вероятно, обрадует, что я велела приготовить обед, достойный подлинной трагедии. Вашего любимого ягненка с мятой.

– Возможно, я достигну блаженного экстаза еще до обеда и не смогу проглотить ни кусочка.

Ева одарила его еще одной слабой загадочной улыбкой и стиснула зубы, скрывая нетерпение. Она вспомнила другого мужчину. Его пальцы, зарывшиеся в ее волосы. Его губы, прильнувшие к ее губам, без долгих речей, вопросов, намеков, предисловий и торгов.

– Ева, вы помните тот вечер в опере? Кажется, тогда давали «Мистраль»? С синьорой Ликари в главной роли?

– Да, помню. – После спектакля, во время которого один молодой человек упал с балкона в оркестровую яму, пытаясь рассмотреть ее декольте, Ева покинула театр вместе с графом Уэрреном, лордом Лайлом и несколькими друзьями. Они продолжили веселье, отправившись на вечеринку, где царили весьма вольные нравы. Мужчины затеяли карточную игру, и Ева сидела на коленях у Фредерика, когда тот небрежно делал ставки, от которых лбы других игроков покрывались каплями пота. Шампанское текло рекой, но Ева едва пригубила свой бокал. Ее опьяняли азарт, опасность, сознание собственного могущества и бесконечное богатство ее поклонников. Евы Дагган из трущоб добивались самые влиятельные мужчины Англии, она могла выбрать себе любого; какая-то часть ее существа всегда оставалась настороже, наблюдала, оценивала.