Джулия Лонг - Любовь в награду

А потом он все-таки повернулся. Медленно…

Элайза спросила себя: он сделал это для большего эффекта? Возможно, он считал, что простой женщине из обслуги понадобится время, чтобы приготовиться к противостоянию, поэтому его поступок можно было расценить как акт милосердия.

Но для противостояния его присутствию потребовалась вся ее сила духа, которую Элайза обрела с таким трудом. Слова принца проникли в самую глубину ее существа. Произведенный ими эффект оказался раздражающим и неприятным напоминанием о том, что она кроме всего прочего – женщина, и что, возможно, самое главное, – молодая женщина.

Сочившийся сквозь окно солнечный свет умудрился окрасить принца золотом и показать ей милые морщинки, расходящиеся лучами из уголков его глаз. Он либо много щурился, глядя в прицел винтовки или в окуляр подзорной трубы, либо все же улыбался время от времени. Элайзе так хотелось, чтобы верным было второе предположение. Вероятно, ему еще нет и сорока, но он явно старше тридцати, в этом Элайза была готова поклясться.

– Миссис Фонтейн, – вновь заговорил лорд Ла Вей, – вы меня не услышали? Может, у вас плохо со слухом?

Ах, как все-таки хорошо, что он достоин порицания!

– Примите мои извинения, лорд Ла Вей, – довольно спокойным тоном возразила Элайза. – Я хорошо слышу. Видите ли, я знакомилась со слугами и отдавала им распоряжения, поэтому и не смогла прийти сразу.

– Здешние слуги – это всякий сброд, – угрюмо проговорил лорд Ла Вей. – Вечно шастают вокруг. Ясно, что они ни на что не годны. Иногда по утрам камины растоплены, иногда – нет. Иногда мне приносят кофе, иногда – нет. Эта комната… Посмотрите: мебель покрыта слоем пыли, камин весь грязный… – Он яростно взмахнул рукой, из-за чего стал особенно похож на француза. – Дом построен хорошо, но жить в нем неприятно. – Он прищелкнул языком и добавил: – Дом – некрасивый.

Последние слова лорд Ла Вей произнес почти тоскливым тоном или скорее усталым.

Это интригует.

Элайза решила, что сейчас не время сообщать принцу, что в кухне слуги играли в мушку на пять карт, курили, пили виски и ели сыр. Внешний вид дома не станет лучше, если на столбах ворот появятся головы прислуги. Она не может отвернуться от слуг, потому что в таком случае в доме никогда не будет порядка.

– Слугам не хватало руководства, – заметила она спокойно.

Лорд Ла Вей рывком вскинул голову и внимательно посмотрел на нее. Элайза была готова поклясться, что на его лице промелькнуло нечто, похожее на удивление.

– Серьезно? – безучастно проговорил принц.

Элайза в ответ лишь посмотрела ему прямо в глаза.

Неужели он позвал ее только для того, чтобы отругать? Впрочем, Элайза считала, что ее работа состоит в том, чтобы слушать.

Лорд Ла Вей, казалось, не собирался продолжить разговор, и она решила проявить смелость.

– Лорд Ла Вей, мне нужна ясность, касающаяся моей работы экономкой, если вы позволите.

– Вам нужна ясность? Ваша роль – добиться, чтобы за домом следили безупречно. Я бы хотел, чтобы здесь было удобно жить, а под удобством я подразумеваю чистоту и всю возможную роскошь, какой только можно достичь в этом забытом Богом уголке Англии. Я жду, чтобы слуги прислуживали мне, когда я буду принимать гостей и проводить мероприятия, которые, надеюсь, будут увлекательными и стильными. Я не желаю, чтобы меня беспокоили по пустякам, подробно рассказывая, как можно всего этого достичь, если только в этом нет крайней необходимости. Вы будете получать распоряжения в рамках финансовой сметы, которую я вам передам. Вы же потрудитесь вести бухгалтерские книги. – Вдруг, к удивлению Элайзы, лорд Ла Вей вытащил и бросил ей лист бумаги. – Полагаю, финансовая смета окажется разумной и предельно точной. Уверяю вас, я могу рассчитать до зернышка, сколько пшеницы понадобится команде корабля в походе, ни больше ни меньше. Иными словами, вы будете исполнять обычные обязанности экономки, миссис Фонтейн. Нанимая вас на двухнедельный испытательный срок, я надеялся, что вы с ними уже знакомы.

Лорд Ла Вей говорил все это с еле сдерживаемым нетерпением и намеком на снисхождение, отчего ей захотелось его пнуть. Но, похоже, она может сломать ногу, а он в своих ботфортах даже не покачнется.

К счастью, поскольку взрывной характер нередко подводил Элайзу, она научилась многое выражать словами.

К тому же, ради всего святого, разве можно назвать Пеннироял-Грин местом, забытым Богом? В церкви никогда не было такого количества прихожан с тех пор, как красавец преподобный Силвейн занял место викария.

Однако несмотря на то что вся она напряглась под напором этого потока высокомерия, Элайза смогла заговорить спокойным голосом:

– Благодарю вас. Я передам ваши разъяснения слугам. Мои обязанности предполагают найм и увольнение прислуги по моему усмотрению?

Ее вопрос вызвал быстрый скачок его бровей.

– Вы будете работать в рамках той сметы расходов, которую я для вас составил, – заявил лорд Ла Вей. Судя по тону, принц был весьма озадачен тем, что ему приходится повторяться. – Это означает: если, по вашему мнению, вы можете выполнять мои требования с большим или меньшим количеством слуг или с другими слугами и делать это в соответствии с указанными мною критериями… не стесняйтесь, спокойно наносите ущерб рядам прислуги.

Это было почти остроумно, но у лорда ла Вея слегка побелели губы. Элайза видела это. Скверный характер погубит его. Возможно, он шел по жизни, постоянно находясь в ярости, пораженный несовершенством мира, обреченный на разочарование, но все же пребывая в надежде дать людям пример своей собственной безупречностью.

Гордость предшествует падению – всегда. У Элайзы было множество прекрасных качеств, но она тоже могла быть упрямой и своенравной, в чем были вынуждены признаться даже те, кто любил ее. Этот человек не убьет в ней надежду.

Элайза откашлялась:

– Лорд Ла Вей, ваше последнее жилище…

– Было на корабле, – договорил он нетерпеливо – точно так же, как он все говорил и делал. – Мне казалось, что это понятно.

Наступила пауза. Достаточно долгая, чтобы заинтересовать Элайзу.

– Франция… – безучастно начал лорд Ла Вей. Он произнес это слово так, будто Франция была его любовницей, которая ему изменила, поэтому он был вынужден ее убить, однако по-прежнему любит ее. – У меня были дома в Париже, Провансе, Версале. Моя сестра сейчас в Париже. Мое поместье… мой дом – в Провансе.

«Были» – это слово причиняет ему боль. Когда-то и у Элайзы был дом, в котором ее ждали, работа, которая ей нравилась, любовник, которому, полагала она, можно доверять. Элайза с сочувствием отнеслась к тому, что принц использовал прошедшее время.

Ей слишком хорошо известно, что произошло с французскими аристократами во время революции. Вероятно, его собственность конфисковали, украли или уничтожили. Казнь следовала за казнью. Целый поток смертей и разрушений. Аристократы, убегающие из страны, если у них была на то возможность…