Николь Фосселер - Шелк аравийской ночи

Тетя погладила Майю по влажной щеке.

– Дело в том, детка, – мягко объяснила она, – что мы не властны над своими чувствами и над собой. Марта говорила, его мать ответила на твои соболезнования неприятным письмом?

Майя кивнула, сморкаясь в платок с черной каймой.

– Лежит там, на столике. Можешь прочитать.

Тетя Элизабет не заставила себя упрашивать. Она быстро взяла письмо и достала бумагу из открытого конверта.

– Ну что тут скажешь! – фыркнула она, снова сложив листок. Майю ледяным тоном поставили в известность, что Мэри-Энн Крисхолм Гарретт в согласии с остальными членами семьи более не желает иметь никаких отношений с Майей, с которой ее сын имел несчастье вступить в неравный брак. Всякие притязания Майи на семейные связи или финансовое пособие теряют силу в связи с его героической гибелью, как и притязания ее отпрыска.

– Нет, каждый, конечно, горюет по-своему, – вздохнула она, положив конверт на место. – Но если эта персона и при жизни Ральфа – даже в детстве! – была такой же ядовитой снобкой, меня не удивляет, что из него не вышло нормального мужчины. – Она виновато подняла руки, поймав взгляд Майи. – Да-да, знаю, о мертвых либо хорошо, либо никак! Но ты должна признать, Ральф не был ангелом, Бог свидетель! Хотя и обладал ангельской внешностью, а на его солдатской могиле в Дели начертано «Слава и честь родины».

Она опять встала у окна рядом с Майей и погладила ее по плечам.

– Дитя, я думаю, смена обстановки пошла бы тебе на пользу.

На лице Майи отразилось изумление, покачав головой, она хотела было что-то возразить, но тетя поспешила добавить:

– Тебя поймут! Пока ты носишь траур и не устраиваешь пир на весь мир, все остается в рамках приличий.

– Было бы здорово поехать в Италию, – немного подумав, пробормотала Майя, – уверена, Джоне там тоже понравится.

– Италия? Прошлый век! Туда теперь никто не ездит! Я недавно читала в журнале… Где же это было? В «Иллюстрейтед Лондон ньюс»? Нет, точно не в нем… Но где же… Господи, память действительно меня подводит. Хорошо бы поехать с тобой, возраст постепенно дает о себе знать! Я чувствую, как ноют суставы, а до зимы еще далеко… Я говорю о Каире.

– Каире?

Тетю Элизабет не смутил растерянный взгляд Майи, тем более что она заметила искорки интереса в ее глазах.

– Именно, о Каире. Ты ведь любишь арабский мир, правда? А Каир сейчас переживает бурный подъем. Строительство Суэцкого канала – решенное дело. Вот увидишь, через несколько лет Каир станет метрополией Средиземноморья! Светской, как современный Париж!

Энтузиазм тети вызвал у Майи улыбку. Но она покачала головой.

– Я не могу себе такого позволить. У меня же ничего нет.

– Но тебе как вдове полагается небольшая пенсия? – Майя хотела что-то возразить, но тетя Элизабет не позволила себя перебить. – Да-да, я читала, что написала тебе персона из Глостершира. Но этого у нее не выйдет – армии все равно, был ли ваш брак счастливым. Вдова – значит, вдова, и помешанная свекровь ничего не изменит.

– Но мне неприятно…

– Об этом даже не думай! Да, ты не святая, но и Ральф был ничем не лучше! За все дни несчастливого брака ты точно заслужила эти несколько фунтов! К тому же в последнее время меня частенько посещают сомнения, что я хочу провести остаток дней в Бате. Город уже совсем не тот! За дом я получу кругленькую сумму. Или хотя бы достойную арендную плату… Ах, совсем забыла…

Она порылась в ридикюле и отыскала открытый почтовый конверт.

– Посмотри, пожалуйста.

Нахмурив лоб, Майя взяла у нее письмо.

– Кто же это пишет на мою девичью фамилию на твой адрес?

– Не спрашивай, а читай!

Уважаемая мисс Гринвуд… Я чрезвычайно рад сообщить вам, что ваша рукопись под названием… Выплатим вам вознаграждение в сумме одной сотни фунтов… С удовольствием примем дальнейшие работы…

Майя опустилась в кресло и с недоверием уставилась на письмо.

– Я молодец? – тетя Элизабет просто сияла от гордости. – Ты прочла, что там написали про «изящный стиль» и «необычную тему»? Что он ждет твоих дальнейших работ? Истории о Востоке сейчас весьма популярны!

Поскольку Майя не отвечала и не проявляла никакой реакции, она подавленно добавила:

– Ты недовольна, что я отправила рукопись издателю? Я знаю, что не должна была делать этого втайне, но я подумала… Поэтому и твоя девичья фамилия, мне показалось лучше… Ты ведь можешь все вернуть, если…

– Нет, – улыбнулась Майя. Ее глаза увлажнились, на этот раз от переполнившей ее радости. – Нет! Я… Даже и не знаю, что сказать.

– Ничего, – тетя Элизабет поднялась и потрепала ее по плечу. – Можешь побыть одна, а я пока пойду посмотрю, где твоя матушка. Она давно должна была обсудить с Розой список покупок. И еще, – она обернулась в дверях, – подумай о Каире!

– Каир?! – в один голос закричали Джеральд и Марта Гринвуд неделю спустя за обедом и обменялись изумленными взглядами. Очевидно, они решили, что Майя и Джона останутся жить в Блэкхолле, если уж Ангелина – недавно она произвела на свет девочку – покинула родительский дом и уехала в Лондон.

– Исключено, это слишком опасно! – отрезал Джеральд, решительно отодвинул тарелку и строго кивнул сестре. – И для тебя, дорогая Элизабет!

– И грязно! – добавила Марта и испуганно взглянула на Джеральда. – Ты же не собираешься брать с собой мальчика? Нет, Майя, я никак не могу этого допустить! Он может подхватить ужасные болезни, там для него слишком жарко! И еще паразиты! Нет, Майя, я не допущу!

За обеденным столом Гринвудов до самой ночи пылал жаркий спор.

– Каир?

Эмми Саймондс поперхнулась печеньем и резко схватила чашку, чтобы смыть заблудившуюся в горле крошку. Она удивленно смотрела на подругу большими светло-голубыми глазами и пыталась справиться с кашлем.

– Как же я тебе завидую! – вздохнула она, заправляя платок в рукав. Ее взгляд помутился, она погрузилась в мечтания. – Каир… Навевает мысли о солнце, жаре и древней исламской архитектуре. Оживленных базарах… Да обо всем, чего нет в Оксфорде!

Майя задумчиво на нее посмотрела. Эмми все еще была красивой молодой девушкой, с которой они раньше иногда встречались на городских мероприятиях. С лицом в форме сердечка безупречного нежно-розового цвета, тяжелыми, гладкими медовыми волосами – настоящий символ английской розы. Вокруг нее до сих пор собирались мужчины, хотя она была старше Майи, ей было уже двадцать шесть – подходящий для замужества возраст остался позади. Мать Эмми умерла рано, а отец так и не смог оправиться от удара. Эмми, как и Майя, выросла в доме, где все строилось на книгах и образовании, и никогда не страдала поверхностностью. Но смерть Джонатана и работа в Скутари ее окончательно изменили.