Николь Фосселер - Шелк аравийской ночи

– Вы не могли бы передать ей медальон? Чтобы она знала, что я еще жив?

Ричард молчал, неподвижно сидя на стуле, и наблюдал за уличной пестрой толпой.

– Вам известен главный враг любви? – едва слышно вдруг спросил он, возможно – себя, а не собеседника. – Гордость. Главный враг любви – гордость.

Он вздрогнул, достал из кармана несколько монет, положил на стол и взял шляпу, лежащую рядом на стуле.

– Отнесите ей сами, – сказал он хриплым голосом, надел шляпу и надвинул ее на лицо. – Она живет в Каире. Спросите англичанку, которая пишет книги.

Ничего не добавив, он ушел. Внешне Ричард не изменился, но что-то в нем угасло. Навсегда.

– Ты поедешь? – Юсуф пристально, не мигая, уставился на Рашида.

Тот молча пожал плечами, глядя с холма на город, откуда вернулся в лучах заходящего солнца.

– Не знаю.

– Ты еще сомневаешься?! Ведь ты ждал этого столько лет! Нет, не обсуждается!

Рашид молчал, но торговец разволновался еще сильнее.

– А, ты себя стыдишься! Думаешь, недостаточно хорош! Боишься, что она прогонит тебя! Ты…

– Хватит, – перебил Рашид.

На мгновение утихнув, Юсуф тихо продолжил:

– Что ты теряешь, Рашид? Если она отвергнет тебя, ты наконец обретешь покой. И, – игриво добавил он, – в каждом арабском городе знают Юсуфа бин Надира, который покупает и продает все, что стоит денег. Ему всегда пригодится сторож.

Уголки губ Рашида невольно поползли вверх. Вместо ответа он попросил:

– Ты можешь одолжить мне верблюда на одну ночь?

Рашид молча указал в сторону пустыни.

– Давай, вперед! – крикнул Юсуф.

Его длинноволосый спутник поднялся, и торговец встал.

– Но ты должен вернуться с правильным решением! – услышал Рашид напутствие, уезжая.

Рашид долго сидел в пустыне, под звездным шатром с темно-желтой луной на горизонте, словно шафраном раскрашенной. Это не могло быть случайностью – лишь указующим перстом Аллаха. Он словно очнулся после долгого сна, снова ожил. Юсуф прав: терять нечего. Давно. Он уже и так потерял почти все, что составляло его жизнь. И впервые почувствовал себя свободным. От обязанностей и законов своего племени, от своего народа.

Рашид стал свободным человеком, мог идти, куда хочет. Ему понадобилось много лет скитаний, чтобы осознать это. Осознать здесь, в Дамаске.

Майя сидела за письменным столом, но работа шла тяжело. В последние дни ее одолевало необъяснимое беспокойство. Она сняла очки и положила на полуисписанный лист бумаги, потерла глаза и переносицу. Мягкий порыв ветра прилетел с балкона, принес аромат песка и пыли. В который раз на этой неделе. Скоро настанет лето, и она поедет домой, отдохнет, окруженная всеми домашними, и полюбуется шестым малышом Ангелины, рожденным этой зимой.

Услышав хриплый крик сокола, Майя вздрогнула. Она поспешно отодвинула стул, выбежала на балкон и посмотрела на небо. Ничего. Разумеется, ничего. Иллюзия, шутка утомленного разума. Несмотря на полуденный зной, Майя вдруг замерзла, обхватила себя руками. Она почти плакала.

– Да? – отозвалась она, заслышав стук в дверь. В комнату заглянула Эмми.

– Я знаю, ты не любишь, когда мешают. Но внизу ждет араб, хочет с тобой поговорить. Говорит, дело важное.

Майя вздохнула и смиренно пожала плечами:

– Хорошо, пусть заходит. Мне все равно не работается.

Заслышав на лестнице тяжелые шаги, она пригладила волосы и расправила юбку. Сложив руки в замок, Майя ждала, пока неожиданный посетитель не оказался в дверях.

Прошедшие годы рассеялись, словно дым, когда Рашид и Майя взглянули друг другу в глаза. Рассеялся кабинет, дом, исчез весь Каир… Вокруг них простиралась пустыня Рамлат эс-Сабатайн, бесконечные пески до самого горизонта, блистающие в солнечном свете расплавленным золотом. Солнце опустилось, и пустыня превратилась в океан розовых лепестков, в поле лаванды. Над ними засияли звезды, яркие кристаллы в темно-синем небе, и, искрясь, взошла желтая, шафрановая луна.

Сделав шаг, они крепко и молча прильнули друг к другу – каждый хотел убедиться, что это не сон. Они не отпускали друг друга, когда песок под ногами исчез и вновь появилась плитка, стены, заваленный бумагами письменный стол, возникли книжные полки, раздался шум переулка…

Майя провела рукой по лицу Рашида, по старым и новым шрамам, морщинам вокруг глаз, двум резким складкам у губ и тонким серебряным нитям в его волосах, бороде. Он тоже ощупывал локоны Майи, морщинки в уголках ее глаз, тщетно пытался вытереть покруглевшие щеки – по ним катились все новые и новые слезы. Ее волосы прилипли к его влажным пальцам, он провел рукой по черному платью и монете из Химьяра, а Майя взяла в руки бабушкин медальон и старое обручальное кольцо, проделавшие столь дальний путь. Но и вполовину не такой длинный, как она и Рашид.

– А ведь правда, – услышала Майя шепот, и сердце замерло от звука его голоса, гораздо более прекрасного, чем она помнила. – В итоге путник всегда стремится домой.

– Кто это сказал? – прошептала Майя.

– Юсуф. Мой друг. Он отправил меня к тебе.

Майя покачала головой.

– Аллах. Аллах отправил тебя ко мне, а Бог мне тебя вернул.

Рашид улыбнулся и склонил голову.

– Аль-хамду ли-иллах. Слава Богу.

Кочевая палатка из камня и мрамора, в два раза выше человеческого роста. Скрупулезно выточена каждая складка. Внутри – алтарь с портретами и множество цветочных ваз. С потолка свисают четыре арабских фонарика. За ярким стеклом в кованой оправе мерцают огоньки, наполняя помещение сиреневыми, красными и зелеными отблесками, блики смешиваются со светом стоящих на полу фонарей и маленького хрустального окошка. Слева покоится каменный саркофаг, покрытый цветами, дарами английского лета всех оттенков и форм, в самом центре – букет незабудок. В воздухе еще витает аромат ладана. Майя положила на саркофаг листья финиковой пальмы и вытащила из сумки небольшой мешочек. Песок. Только горсть, но достаточно, чтобы развеять его здесь с ладони. «Всего лишь из Каира, любовь моя, но надеюсь, он тебя порадует, где бы ты ни был. Пусть я и опоздала на твои похороны из-за враждебных ветров. Я знаю, ты не любишь прощаться, поэтому не буду задерживаться…»

Глубоко вздохнув, она дернула за веревку с верблюжьим колокольчиком. Последний привет из Аравии. И вышла. Джона выжидательно посмотрел на мать, он изучал надпись на надгробии. Наверху табличка с эпитафией, а под распятием из серого камня – раскрытая мраморная книга, вделанная в переднюю стену кочевой палатки. Майя встала рядом с сыном и тоже прочитала надпись на левой странице.