Николь Фосселер - Шелк аравийской ночи

Застонав, Майя закрыла лицо руками и повалилась на скамеечку для ног, задрожав от жгучего стыда. Ведь она из семьи врачей! И здесь вполне можно узнать об этих, в сущности, запретных для молодых дам вещах, стоит только быть повнимательнее. К тому же она всегда с большим любопытством изучала все, что могла об этом прочесть. Так почему же только сейчас она вдруг внезапно столкнулась с таким подозрением… точнее, уже открытием…

– Майя? – Голос Ангелины раздался словно издалека, хотя она стояла совсем рядом и гладила ее по плечам. Смутившись, что так сильно задела сестру необдуманным замечанием, Ангелина затараторила без умолку, в то время как Майя судорожно спешила упрятать свое ставшее вдруг предательским тело в платье.

– Но это же совсем не плохо! Ты уже давно вышла из возраста, когда объем талии не должен выдавать годы! Это еще один повод заказать новые вещи, которые подойдут тебе гораздо лучше! – не унималась Ангелина, по-своему объяснив себе полуобморочное состояние Майи, в которое она неожиданно впала, поглядев на себя в зеркало.

– Прости, – пробормотала Майя, – отложим снятие мерок, ладно? Мне что-то нехорошо, пойду прилягу.

– Майя! – огорченно крикнула ей вслед Ангелина. Но та уже бежала по лестнице, будто за ней гнался дьявол. Ангелина нерешительно постояла у огня, погрызла ноготь указательного пальца, пожала плечами и с прежним азартом погрузилась в созидание подобающего ее новому положению гардероба, с захватывающим чувством подыскивая цвета, их сочетания и образцы, выбросив из головы печали Майи.

А та, наскоро присев за письменный стол в своей комнате, дрожащими пальцами лихорадочно набрасывала на листочке бумаги цифры, считала и пересчитывала. Рашид провез ее через пустыню Рамлат эс-Сабатайн в начале июня – почти пять месяцев назад. Еще немного, и о ее положении узнают все! В те две ночи Майя ни секунды не думала, что последствия могут настигнуть ее спустя месяцы и оказаться такими… Она-то считала себя бесплодной – после года брака и многочисленных ночей любви, не давших зачатия. «Никто же не узнает…» – вспомнилось ей.

Если бы не отчаянность положения, над иронией судьбы можно было бы посмеяться. Теперь у нее внутри растет ребенок Рашида, скоро он выдаст позор и преступление своей матери. Майя прикрыла рот кулаком, чтобы подавить рыдания, рвущие ей горло. «Жизнь кончена…»

В положении совершеннолетней замужней дамы с отсутствующим мужем заключалось одно главное преимущество – ни у кого не надо просить разрешения. Майя убедилась в этом на следующее же утро, когда объявила за завтраком, что хочет съездить на несколько дней к тете Элизабет в Бат. Джеральд, как всегда во время учебного триместра, уже давно уехал из дому на утреннее богослужение и лекции в Баллиол-колледже. Ангелина бросила удивленный взгляд на сестру, а Марта, не донеся до рта чайной чашки, поставила ее обратно на блюдце. На мгновение поджав губы, она сделала над собой усилие и спокойно ответила:

– Конечно, поезжай, детка. Это пойдет тебе на пользу, – и, к великому изумлению Майи, плавно взялась за чашку.

На этот раз племянница предупредила тетушку, и та ждала ее перед белой дверью с полукруглым окошком и окантовкой из грубого кирпича. После теплого приветствия Майя впала в неразговорчивость, пока Бэтти не подала им в салон чай и не оставила их наедине.

Тетя Элизабет осторожно сделала небольшой глоток горячего напитка и посмотрела на Майю из-за украшенной розами чашки с золотой каемкой.

– Почему ты приехала так срочно?

От ее взгляда не укрылся беспокойный взгляд Майи, то, как она ломала, мяла и гнула пальцы…

– Я совершила нечто ужасное, тетя, – прошептала Майя, избегая смотреть ей в глаза.

Обычно, услышав такую фразу, миссис Хьюз непременно смягчила бы драматизм шутливым ответом. Но интонации Майи, то, как она съежилась на кушетке, не оставляли никаких сомнений: она пребывала в глубочайшем отчаянии. А потому Элизабет Хьюз тактично промолчала, чтобы не вывести Майю из равновесия на хрупком пути по тонкому льду доверия.

– Я жду ребенка.

Тетя Элизабет часто-часто заморгала, пытаясь осмыслить новость. Она поставила чашку, тут же взяла ее снова и деликатно покашляла.

– При всем уважении к вашей матушке я и представить себе не могла, что она вас так воспитала! Зачатие ребенка – ни в коем случае не грех! Ральф уже знает?

Майя судорожно сглотнула, словно в горле застрял песок, пристыженно покачала головой, подняла глаза и пристально посмотрела на тетю.

– Не от него.

С губ ее собеседницы сорвалось безмолвное «ох…». Она задумчиво сделала несколько глубоких глотков.

– Ты уверена?

– Абсолютно.

Уже в Адене Ральф предпринимал робкие попытки сближения, но она их отклоняла, то вспыльчиво и с гневом, то смущенно и со стыдливостью. А теперь она жалела, что этого не случилось. Эта ложь могла бы ее спасти. «Спасла бы. Если бы…»

Тетя кивнула, рассматривая остатки чая в чашке, а потом снова посмотрела на Майю.

– Хочешь рассказать мне об этом?

Дальнейшего приглашения не потребовалось. Дамба молчания была прорвана, и из Майи выплеснулось наружу все, что она никому не могла рассказать. Как в пекле Адена увял их с Ральфом брак, начавшийся в столь романтических красках. Ее похищение, путешествие в Ижар, пребывание во дворце султана, отважный план Рашида, спасшего ее от грозящей опасности. И обе ночи. Майя прерывалась, только чтобы смочить пересохшее от долгого разговора горло глотком давно остывшего чая. Она даже не заметила, как стемнело, как прокралась к ним Бэтти, чтобы задернуть занавески и зажечь лампы, а когда увидела, что появилась такая нужда, без лишних слов положила на подлокотник дивана стопку глаженых, аккуратно сложенных носовых платков.

«Плинг…» Часы из «Махагона и Мессинга» возвестили, что миновал первый час ночи. Скомканные, напитанные слезами платки покрывали стол, сиденье дивана, пол, словно в салоне кто-то играл в снежки. Майя вытирала опухшее, красное от слез лицо последним платком, вздрагивала от утихающих рыданий и громко сморкалась.

«Бедное дитя, – думала Элизабет Хьюз, вращая в стакане коньяк, который она собиралась принять в качестве успокоительного. – Пройти через столько боли!»

– Мне бы так хотелось вернуть все обратно, – услышала она всхлипывающий шепот.

Тетя Элизабет со вздохом встала и тяжело опустилась возле племянницы, взяла ее за подбородок и нежно погладила.

– Нет, душа моя. Судя по тому, что ты мне рассказала, тебе этого не хочется. Но с последствиями жить тяжело, – она потрепала Майю по щеке и сжала ее ладони, судорожно вцепившиеся во влажный платок. – Видишь ли… Когда мы встречаем любовь, то бессильны. Здесь не о чем сожалеть, и тебе не в чем себя упрекнуть. Но сможет ли человек жить с этой любовью дальше – это другой вопрос.