Джудит Макнот - Благословение небес

— Нет! — вскричала Элизабет. Она пробежала глазами по рядам и не увидела ни одного лица, на котором не было бы выражения презрения и сомнения в том, что она рассказывала.

— У меня больше нет вопросов!

— Подождите! — В этот бесконечно малый промежуток времени Элизабет вдруг подумала, что если она не может убедить их в своей правоте, то, возможно, ей удастся создать впечатление, что она слишком глупа, чтобы насочинять столько лжи. — Да, милорд, — прозвенел ее голос. — Я не могу этого отрицать — я имею в виду его жестокость.

Сазерлэнд круто развернулся, и глаза его загорелись. По палате прокатилась новая волна возбужденного шепота. — Вы признаете его жестокость?

— Да, — с чувством произнесла Элизабет.

— Моя бедная дорогая леди, не могли бы вы привести нам — всем нам несколько примеров его жестокости?

— Да, и когда я сделаю это, полагаю, всем станет ясно, каким жестоким может быть мой муж, почему я сбежала от него с Робертом — моим братом. — Элизабет лихорадочно пыталась вспомнить какую-нибудь полуправду, которая не являлась бы настоящим клятвопреступлением, и в памяти ее всплыли слова Яна той ночью, когда он приехал к ней в Хэвенхёрст.

— Да, продолжайте. — Головы на верхних галереях резко наклонились вниз, и Элизабет показалось, что над ней нависло все здание. — Когда в последний раз ваш муж был жесток с вами?

— Ну, как раз перед тем, как я уехала, он угрожал сократить мое личное содержание. Понимаете, я превысила расходы и долго не признавалась ему в этом.

— Вы боялись, что он изобьет вас?

— Нет, я боялась, что он не даст мне денег в следующем квартале! Кое-кто на галерее засмеялся, и в ту же секунду смех перешел в кашель. Сазерлэнд потемнел лицом и нахмурился, но Элизабет рвалась высказаться:

— Мы с мужем как раз обсуждали это — я хочу сказать, мое содержание, за два дня до того, как я сбежала с Бобби.

— Он угрожал вам во время разговора? Это было в ту ночь, когда вы плакали, по свидетельству вашей горничной?

— Да, полагаю, что так!

— Почему вы плакали, леди Торнтон? Головы на галереях наклонились еще ниже.

— Я очень переживала, — ответила Элизабет. — Чтобы уехать с Бобби, мне пришлось продать прекрасные изумруды, которые подарил мне лорд Торнтон. — В приливе вдохновения она доверительно наклонилась в сторону лорда-канцлера. — Конечно, я знала, что потом он купит мне новые, но к этим я уже привыкла…. — На галерее снова послышался изумленный смех, и это послужило ободрением так нуждавшейся в нем Элизабет.

Лорд Сазерлэнд, однако, не смеялся. Он чувствовал, что его пытаются одурачить, но уверенный, как и все мужчины, в интеллектуальном превосходстве своего пола, был не в состоянии поверить, что женщина может быть достаточно умна, чтобы преуспеть в этом намерении.

— Видимо, от меня ожидают, что я поверю, будто вы бежали с человеком, которого называете своим братом, повинуясь капризу?

— О Боже, я не знаю, чего от вас ожидают. Я знаю только, что сделала это.

— Миледи! — резко выкрикнул он. — По показаниям ювелира, которому вы продали изумруды, вы были на грани истерики. Если все это было только капризом, то почему вы находились в таком состоянии?

Элизабет уставилась на него непонимающим взглядом.

— Я любила свои изумруды.

Взрыв хохота огласил палату. Элизабет подождала, пока смех утихнет, затем снова наклонилась вперед и с гордостью призналась:

— Муж часто говорил, что изумруды идут к моим глазам. Ну разве это не мило?

Элизабет заметила, как Сазерлэнд в ярости стиснул зубы. Боясь взглянуть на Яна, она бросила быстрый взгляд на Петерсона Делхэма, и тот одобрительно кивнул ей.

— Итак! — напыщенно провозгласил Сазерлэнд. — Теперь нас хотят убедить в том, что в действительности вы не боялись своего мужа?

— Конечно, боялась. Разве я не доходчиво объяснила, каким он бывает жестоким? — спросила Элизабет, напуская на себя вид невинной дурочки. — Естественно, когда Бобби показал мне свою спину, я подумала, что человек, который в состоянии урезать содержание своей жене, способен на все…

На этот раз смех не умолкал еще дольше, и даже после того, как все успокоились, на лицах большинства мужчин остались иронические ухмылки.

— И мы также должны поверить, что вы убежали с человеком, которого называете своим братом, и спокойненько проживали где-то на берегу…

Элизабет энергично закивала и помогла ему:

— В Хелмшиде — в прелестнейшей деревушке на берегу моря. И я очень прият…. очень мирно проводила время до тех пор, пока мне в руки не попала газета и я не узнала, что моего мужа судят. Бобби считал, что мне не следует возвращаться, потому что все еще злился на мужа за то, что тот посадил его на свой корабль. Но я решила, что должна поехать.

— И что же послужило причиной, побудившей вас принять такое решение? — оскалился в усмешке Сазерлэнд.

— Я подумала, что лорду Торнтону вряд ли захочется быть повешенным… — новый взрыв веселья потряс палату лордов, и Элизабет пришлось выждать целую минуту, прежде чем она смогла продолжить. — Поэтому я отдала деньги Бобби, чтобы он мог жить, как ему заблагорассудится, а сама поехала в Лондон.

— Леди Торнтон, — угрожающе ласковым голосом заговорил Сазерлэнд, и Элизабет внутренне вздрогнула, — вам что-нибудь говорит слово «лжесвидетельство»?

— Я полагаю, оно означает говорить неправду в таком месте, как это.

— А вам известно, как верховный суд карает лжесвидетелей? Их приговаривают к тюремному заключению, и они проводят жизнь в темном сыром подвале. Вам хочется, чтобы это случилось с вами?

— Конечно, для меня это неприемлемо, — сказала Элизабет. — Мне ведь не позволят взять туда мои платья и украшения?

От взрыва хохота задрожали огромные канделябры, свисавшие с куполообразного потолка.

— Нет, не позволят!

— В таком случае я очень рада, что не сказала неправды. Сазерлэнд уже не был уверен в том, что его дурачат, но чувствовал, что ему не удалось представить Элизабет коварной изменницей или запуганной до смерти женой.

Рассказанная ею история эксцентричного бегства с братом, похоже, не вызвала недоверия у собравшихся лордов.

— Миледи, может быть, вы клевещете на себя, чтобы выгородить этого человека? — с бьющимся сердцем, бешено сверкая на нее глазами, спросил обвинитель. Он указал рукой на Яна, и Элизабет перевела взгляд на место для подсудимого. Ее сковал ужас, когда она увидела, что Ян сидит с еще более скучающим и безразличным видом, совершенно отстранившись от происходящего.

— Я спросил вас, — снова загремел Сазерлэнд, — не клевещете ли вы на себя, чтобы спасти этого человека от виселицы в следующем месяце.

Элизабет умерла бы, чтобы спасти его. Оторвав взгляд от лица Яна, которое своей отстраненностью разрывало ей сердце, она заставила себя снисходительно улыбнуться.