Элизабет Хойт - Скандальные наслаждения

Гриффин пригнул голову, проезжая под вывеской свечной лавки. Фонаря около двери не оказалось, как это принято в более приличном месте Лондона. Единственный свет падал от бледного диска луны. Слава богу, что ночь была ясной.

Впереди распахнулась дверь, из которой вывалились два головореза. Гриффин положил правую руку на заряженный пистолет, засунутый в седло, но пьяницы не обратили на него никакого внимания. Они задержались лишь на минуту, потому что одного из них вырвало в канаву, а потом, шатаясь, ушли прочь.

Гриффин с облегчением выдохнул, убрал руку с пистолета и похлопал Бродягу по шее.

— Уже недалеко, приятель.

Он поехал вперед по переулку, потом свернул на улицу чуть пошире с кирпичными и оштукатуренными домами, некоторые с нависающими верхними этажами. Едва заметная дверь в высокой кирпичной стене вела во двор. Гриффин натянул поводья, вытащил пистолет из седельной сумки и постучал рукояткой в деревянную дверь.

Почти тут же грубый голос спросил:

— Кого там еще несет?

— Рединг. Впусти меня.

— И как я узнаю, что это вы, милорд?

— Потому что я единственный, кто знает про ту ночь в «Хромом черном петушке», когда ты выпил дюжину пинт эля и…

Дверь раскрылась, и взору Гриффина предстало самое что ни на есть уродливое лицо во всем Лондоне: бегающие глаза, вдавленный плоский нос, беззубый рот, постоянно приоткрытый по причине затрудненного дыхания. Морщинистые щеки и подбородок были словно плесенью покрыты щетиной и старыми отметинами от оспы и шрамами. Мужчина был среднего роста, но его руки и плечи казались непропорционально большими, а ладони походили на огромные ошметки мяса. Кто-то мог счесть его боксером, а кто-то наемным убийцей. И те и другие могли быть правы.

— Я очень рад видеть вас, милорд, — сказал Ник Барнс. — Мы с ребятами тут за всем следим, но ваша помощь точно не помешает.

— Были еще нападения? — Гриффин спрыгнул с Бродяги, но пистолет держал в руке и внимательно осматривался, пока вел лошадь во двор.

Двор был вымощен булыжником, с трех сторон стояли дома. Гриффин скупил все эти здания в прошлом году в целях предосторожности. Сейчас он похвалил себя за предусмотрительность.

— Кое-кто попытался пролезть позапрошлой ночью, но мы его быстренько выбили, — сообщил Ник, запирая дверь тяжелым дубовым засовом.

Гриффин провел Бродягу к древнему каменному желобу, по которому стекала вода, чтобы конь напился.

— Ты думаешь, он отстанет?

— Викарий не отстанет, пока не сдохнет, милорд, — спокойно ответил Ник.

Гриффин хмыкнул. Он не верил в то, что Чарли Грэди, или, как его еще богохульно называли, Викарий Уайтчепела [3] Один из беднейших районов лондонского Ист-Энда. , легко сдастся. Викарий запустил свою грязную лапу в большинство мест незаконной торговли джином к востоку от Бишопсгейта, а теперь начал расширять завоеванную территорию к западу, в сторону района «Семи рож» в Сент-Джайлзе.

А это являлось посягательством на интересы Гриффина.

Гриффин еще раз похлопал мерина и повернулся к Нику:

— Пошли посмотрим.

Ник кивнул и повел его к строению напротив каменной стены, огораживавшей двор.

Он открыл крепкую деревянную дверь, обитую железом, и крикнул:

— Эй, Уиллис! Вы с Тимом идите и посторожите двор.

Двое мужчин, тяжело ступая, вышли из дома и поклонились Гриффину. Один держал в руке дубинку, другой — длинный нож, смахивавший на саблю.

Ник проследил, чтобы они встали у двери во двор, затем кивнул Гриффину:

— Сюда, милорд.

Нижний этаж представлял собой одну большую, похожую на пещеру комнату. Массивные кирпичные столбы поддерживали верхние этажи. Четыре очага горели под огромными закрытыми медными котлами, каждый размером в человеческий рост. Из котлов торчали медные трубки, соединенные с медными котелками поменьше, а те, в свою очередь, соединялись с дубовыми бочками. Запах дыма, брожения, ягод можжевельника и скипидара стоял в тяжелом влажном воздухе. В помещении находилось еще с десяток мужчин. Несколько человек поддерживали огонь или следили за содержимым котлов, а остальные просто стояли, нанятые, вероятно, из-за своей физической силы.

— Я перебросил сюда почти все винокурни, — сказал Ник, указывая на котлы, — кроме одной на Эбби-стрит — ее взорвали люди Викария.

Гриффин кивнул:

— Ты правильно поступил, Ник. Одно заведение легче охранять, чем несколько.

Ник сплюнул на каменный пол.

— Да, это так, но у нас возникнут другие сложности, когда начнет поступать зерно.

— Какие именно?

Ник кивнул в сторону двери.

— Внешняя дверь. Она слишком узкая, чтобы пропустить повозку с зерном. Нам придется перебрасывать мешки через стену, а пока мы их разгрузим, и повозка, и ребята, и это проклятое зерно будут выставлены на обозрение как пулярки в ожидании, когда их ощиплют к воскресному ужину.

Гриффин поморщился и ничего не ответил Нику. Он следил за тем, как поддерживали огонь в очагах под огромными медными котлами. Большая часть его дохода — и не только его — была вложена в это дело, а гнусный Викарий заявил, что разрушит все другие винокурни и станет королем джина в Лондоне.

Так уж случилось, что Гриффин владел самыми крупными винокурнями в Сент-Джайлзе.

Сайленс Холлингбрук проснулась от того, что крошечные детские пальчики тыкали ей в веки. Она с трудом разомкнула их. На нее смотрели большие карие глазки, опушенные густыми ресницами. Мэри Дарлинг — обладательница этих глаз — села, захлопала пухлыми ручонками и завизжала, радуясь тому, что ей удалось разбудить Сайленс:

— Маму-у!

Сайленс улыбнулась, глядя на свою маленькую соседку по кровати.

— Сколько раз я тебя просила не тыкать маме в глазки, маленький бесенок?

Мэри Дарлинг захихикала. В год с небольшим она научилась говорить три слова: «маму», «нет!» и «Са» — так она называла кота по кличке Сажа, который не питал к ней таких же нежных чувств.

Сайленс бросила взгляд в окошко своей мансардной комнаты и в ужасе села. Солнце уже давно взошло и ярко светило.

— О господи. Тебе бы ткнуть меня в глаза чуть пораньше. Я опять проспала.

Она торопливо умылась. Ее не оставляло ощущение, что она забыла что-то важное. Сайленс сменила Мэри Дарлинг подгузник, одела ее и оделась сама. И как раз вовремя, потому что раздался стук. Сайленс, запыхавшись, кинулась к двери — на пороге стоял ее старший брат Уинтер.

— Доброе утро, сестра, — с серьезным видом произнес он. Уинтер редко улыбался, но когда увидел на руках Сайленс малышку, его глаза ласково засияли.

— И тебе доброе утро, мисс Мэри Дарлинг.

Девочка громко засмеялась и схватила ручонкой черную шляпу Уинтера.

— Прости, — сказала Сайленс, осторожно вытащив из пальчиков Мэри Дарлинг поля шляпы. — Я хотела спуститься вниз пораньше, но… проспала.