Киран Крамер - Скажи герцогу «да»

Люк подмигнул Дженис и продолжил:

— Сестра Бриджет обещала матери, перед тем как та умерла, никогда не открывать правду о моем происхождении. Эмили боялась, что это навлечет на меня опасность, но добрая монахиня сказала, что поступить иначе не могла. Сказала, что теперь я взрослый мужчина и способен позаботиться о себе, что было правдой, а приют Святого Мунго нуждался в защите. Причем речь шла не о кулаках: они хотели, чтобы я заявил права на титул и заставил Грейсона прекратить их преследовать.

Ее светлость удрученно вздохнула.

— Может, рано еще ставить крест на Грейсоне? — с надеждой сказала Дженис. — Наверняка он со временем изменится к лучшему.

— Но ведь то, что я хотела оставаться в душной спальне, неправда. — Вдовствующая герцогиня обиженно надула губы. — Не могу поверить, что он сказал тебе это.

Дженис поморщилась:

— Ну, по правде говоря, вы сами сказали это, ваша светлость. Вы так рассердились, когда я пыталась вывезти вас оттуда.

В глазах пожилой леди появилось смущение.

— Все в порядке, бабушка, — улыбнулся Люк. — Просто вам не хватало душевных сил принять случившееся, но глубоко в душе хотелось вновь возвратиться к нормальной жизни.

— А Грейсон постоянно был настороже, — добавила Дженис. — И в то же время тайно надеялся, что, может, ты вообще навсегда исчез, так что никто уже не сможет привлечь внимание к этим ужасным событиям прошлого.

— Продолжайте, — резко оборвала их герцогиня тоном королевы, но на сей раз не чихнула. — Ближе к сути, Люк.

Очевидно, она была еще не готова детально разбираться в ситуации или, скорее, не могла. Ну и ладно. Еще слишком рано.

Люк согласно кивнул:

— Хорошо, бабушка. Итак, сестра Бриджет слышала от самой Эмили, что в смерти Эверетта повинен Рассел, но, кроме этого, ничего больше не знала, за исключением очень важного факта: Рассел непременно убил бы меня, если бы сумел найти. Каким‑то образом ему удалось выследить меня до сиротского приюта, и когда мне было всего одиннадцать, добрая монахиня положила мне в карман деньги и велела бежать. Она направила меня в другой приют, в Бристоле, но я туда не добрался. Рос я на улицах, и в прошлом году, когда Рассел умер, Грейсон возобновил мои поиски.

— Что опять же приводит нас к сестре Бриджет, — заключила герцогиня.

— Верно, — кивнул Люк. — Помочь в восстановлении моих прав мог предположительно пропавший дневник матери. Эмили рассказывала о нем сестре Бриджет, но мы не знали, сохранился ли он. Как оказалось, сохранился. И Дженис нашла его.

— Молодчина!

— Благодарю, ваша светлость. — Дженис положила тетрадь, и Люк накрыл ее ладонь своей.

— Ну что ж. — Герцогиня глубоко вздохнула. — Я рада, что у этой истории счастливый конец. Завтра мы перейдем к той части, где речь идет о моей теплице для орхидей. Я всегда знала, что старый садовник особенный.

— Да, вы правы, — подтвердила Дженис.

Люк встал и потянул девушку за собой:

— Мы пойдем прогуляемся, но позже мы вернемся.

— Хорошо. Но прежде чем вы отправитесь на эту вашу прогулку… У меня к вам просьба.

— Все, что угодно, — сказала Дженис.

— Кто‑нибудь сейчас живет в старом крыле?

— Нет, — ответил Люк.

— Ох, ну ладно. В старом крыле, в противоположном конце от моей тесной каморки, есть прекрасная спальня. Я оставила там свои очки. Пожалуйста, поищите их.

— Но, ваша светлость, я никогда не видела, чтобы вы пользовались очками! — удивилась Дженис.

Герцогиня молча посмотрела на нее, но за ее молчанием скрывалось так много…

Лицо Дженис запылало жарким румянцем, когда она начала понимать… Но не могла же вдова устраивать им свидание? А затем ее осенило: вдова — нет, а королева — вполне. О да, она и в самом деле могла!

Люк откашлялся, прочищая горло.

— Конечно, мы их поищем.

Герцогиня наконец перевела взгляд на внука.

— Очень хорошо. И если вам не удастся их найти сегодня, придется продолжить поиски завтра. Я уверена, что они там.

Люк и Дженис покинули комнату, как два школьника‑шалуна. И когда, быстро преодолев два пролета лестницы, направлялись к месту назначения, шаг их все ускорялся и ускорялся.

— Как‑то все странно, — заметила Дженис.

— Я люблю ее, — улыбнулся Люк.

Оба рассмеялись.

И когда вошли в спальню, они и в самом деле сначала поискали очки… Секунды три.

А затем Люк запер дверь, Дженис бросилась в его объятия, и они повалились на огромную кровать с балдахином, не размыкая губ и рук.

— Здесь гораздо лучше, чем в погребе, — прошептал Люк возле ее губ.

— Но там тоже было свое очарование, — промурлыкала Дженис, расстегивая первую пуговицу его рубашки.

— Да, пауки например. — Люк приподнял ее, чтобы развязать тесемки платья.

— Они там были?

— Всего один, и я его убил. Но вот насчет мышей не уверен…

Дженис бросило в дрожь, и она не могла понять, то ли это от мысли о пауках и мышах, то ли от прикосновений Люка. Его коварный палец описывал круги вокруг ее соска, в то время как губы прокладывали дорожку поцелуями по шее.

Она решила, что все же это из‑за Люка, и следующие три минуты они крутились, что‑то тянули и дергали, пока не остались полностью обнаженными, не отрываясь, впрочем, от основного занятия. И тогда Люк навис над ней.

Уже.

— Все это слишком быстро… — Капли пота выступили у него на висках. — Нам следует остановиться и начать заново. И на сей раз мы будем действовать значительно медленнее.

— Нет, давай не будем. — Дженис слегка задыхалась. — Так было вчера. И позавчера. Помнишь?

Он смотрел на нее с обожанием:

— Разве я мог забыть?

— Моя спина помнит. — Она захихикала.

— Моя тоже: ведь ты была сверху во второй раз.

— Ну не все же девушке терпеть твердость земляного пола погреба.

Он рассмеялся и откинул прядь с ее щеки.

— Мы в первый раз в настоящей постели.

— Но я готова… если ты имел в виду, что это означает нечто большее, чем ложе из утрамбованной земли.

— Не думаю, что это вообще что‑то значит. — Он нежно поцеловал ее. — Для меня важно только то, что ты со мной. Что мы вместе. Навсегда.

— Как и для меня, — прошептала она. — Твоя бабушка сказала, что любовь невозможно измерить. И она права. У меня нет слов, чтобы выразить, насколько любовь к тебе сильнее всех чувств, которые мне довелось испытать за всю жизнь.

Он снова поцеловал ее.

— Только это и имеет значение для меня, только это! — И он властно рванулся вперед, поймав ее крик губами.

Ее щиколотки сомкнулись у него на пояснице, и как вздох прозвучало:

— И для меня. Для меня тоже…

Они слились воедино, позволив своим телам высказать все, что они сами не могли выразить словами, и пришли к сладостному завершению, неистовому и прекрасному.