Бертрис Смолл - Рабыня страсти

— У тебя никогда не было женщины, правда? Так вот оно что! У тебя никогда не было женщины!

Мучительный румянец стыда залил лицо и даже шею лекаря.

— Ты и впрямь слишком умна… — тихо сказал он. — Да, Зейнаб, я не изведал женских ласк, не вкусил женского тела. И дело не в том, что я не хотел — просто я всегда слишком занят. Как старший сын своего отца — а в течение десяти лет я был к тому же и единственным его сыном — я имел право выбора. Уже в четырнадцать лет меня отослали в Багдад учиться медицине. Когда я возвратился, я занялся лечением больных в своем квартале — но моей мечтой было отыскать универсальное противоядие. В основе его лежал один старинный рецепт. Старое средство названо было в честь Митридата, понтийского царя, его первооткрывателя. Двести лет спустя лейб-медик при румийском дворе усовершенствовал его, введя в состав в качестве компонента измельченное мясо ядовитых змей. Тогда же противоядие получило новое имя «териака», что означает «дикий зверь». К несчастью, рецепт был утрачен, но я, применив все свои знания в области древних языков, расшифровал древние манускрипты и вновь открыл его. Калиф пришел в столь неописуемый восторг, что осыпал меня градом милостей, в частности, сделал меня главою всех евреев Аль-Андалус…

— И за все это время ни одна прелестница не привлекла тебя?

Он рассмеялся:

— Я лишь начал понимать, что такое девушка, когда отправился учиться в Багдад. А там я жил в доме одного престарелого родственника, который до дрожи боялся, что с вверенным его заботам наследником дома Шапрутов случится что-то дурное… Меня провожали на занятия вооруженные воины — они же провожали и домой. А учеба была изнурительной и поглощала все время и силы. Для отдыха просто не оставалось времени. К тому же старик общался лишь с ровесниками… Когда я воротился домой, то домашние решили меня женить, но я умолил об отсрочке. Я хотел убедиться, что смогу содержать жену и детей без их поддержки. Ну а потом я начал свои исследования, закопался в переводах, и у меня не было времени не то что для жены, а вообще для женщин… А потом калиф осыпал меня милостями… — Он вздохнул. — У меня с каждым днем оставалось все меньше времени для себя. К тому же я ответственен за всех евреев Аль-Андалус — это тяжкое бремя, Зейнаб. Это мой долг…

— Тебе приятен вид женщины? Это волнует тебя? — осторожно спросила Зейнаб.

— Да, — честно отвечал он.

— Тогда нельзя тебе оставаться девственником до конца дней твоих, мой господин. Я считаю, что нехорошо, когда любовные соки киснут и бродят в чреслах мужчины, не имея возможности излиться… Они отравят тебя изнутри, и целые потоки териаки будут бессильны исцелить тебя… Если ты решил не обременять себя семьей — это одно дело. Но навсегда лишить себя радости слияния в экстазе с прекрасной женщиной — это просто ужасно!

— Завтра я встречаюсь с византийским переводчиком… — слабо сопротивлялся Хасдай. — Мне надо хорошенько выспаться… В ответ она сбросила с себя кафтан со словами:

— Ты будешь слаще спать после того, как насладишься мною, господин. Если ты и теперь мне откажешь,«открою твою тайну калифу. Поверь, он будет крайне разочарован, что отдал свое самое дорогое сокровище человеку, неспособному его оценить. — Зейнаб изящным движением вынула из волос шпильки, и золотой плащ окутал ее.

— Потрогай! — приказала она. Хасдай покорно протянул руку и коснулся золотых локонов.

— Я не уверен, что… — он дико смутился.

— Зато я уверена, — нежно ответствовала она. — Доверься мне, мой господин, и поймешь, сколь глупо было страшиться блаженства все эти годы. — Она подошла к нему совсем близко. — Уверена, ты станешь восхитительным любовником, Хасдай. А теперь обними меня — и я научу тебя правильна целоваться. Она обвила тонкой рукой его шею, заставив его склониться. Он был высок, и ей пришлось встать на цыпочки. Зейнаб провела губами по его рту нежнейшим и легчайшим движением.

Глаза его закрылись, и он глубоко вздохнул…Как сладок ее рот! Словно спелый летний плод… Ее пышные груди касались его широкой мускулистой груди.

— Зейнаб… — прошептал он, околдованный ее чарами.

— Чудесно, господин мой… — промурлыкала она. Он широко раскрыл глаза, словно разбуженный звуком ее голоса. Она нежно улыбнулась ему:

— У тебя дивные губы, Хасдай, но вот незадача: шитье твоего кафтана царапает нежную мою кожу… — Она умело освободила его от платья с широчайшими рукавами, потом развязала шнурки у ворота его рубашки и стянула ее с его плеч. Затем руки ее скользнули к поясу, поддерживающему его шальвары. Она расстегнула пряжку и медленно, не торопясь, принялась стягивать их, обнажив сначала его узкие бедра, а затем предоставив им самим собой падать на ковер… Ладошки ее пропутешествовали по всей его широкой и гладкой груди:

— Ну вот… — удовлетворенно сказала она. — Разве так не лучше?

Не произнеся ни единого слова, он сбросил с ног туфли и окончательно освободился от шальваров. Глаза их встретились.

— Я не стоял обнаженным ни перед кем с самого раннего детства…

Отступив, она оглядела все его тело.

— Ты не только хорош лицом, мой господин, — правдиво сказала она. — Тело твое красиво, а мужское достоинство… — она деликатно коснулась его гениталий нежными пальчиками, — ..обещает много наслаждений нам обоим.

Он же глаз не мог от нее отвести. Она была словно юная древняя богиня — полная жизни и энергии. Он захотел коснуться ее, и, к его изумлению, она это тотчас почувствовала.

— Ну, не бойся… — сказала она, поворачиваясь к нему спиной. Видя, что он колеблется, она завладела его руками и обвила их вокруг тонкого своего стана. Ладони его тотчас же накрыли ее потрясающие груди. Он на мгновение словно оцепенел, а она прошептала:

— Приласкай их, мой господин! Они для того и созданы, чтобы ими упивался любовник. Но только касайся нежно — они могут быть очень чувствительны… А большим и указательным пальцами можно ласкать соски. А-а-а-ах, вот так! Ты, похоже, изумительный ученик, Хасдай! — Она призывно завращала задом, касаясь его паха. — М-м-м-м-м.., промурлыкала она.

Плоть ее казалась восхитительно-упругой —» одновременно нежной, словно шелк. Он же чувствовал необыкновенную, неведомую ему доселе уверенность… Ее благоуханные волосы щекотали его лицо. Напряженные соски упирались в его ладони. Все тело его охватила сладкая дрожь — а источник ее находился прямо меж его ног…

Тогда она высвободила груди, вновь завладев его руками, и провела его ладонями вдоль всего своего тела — по талии, по бедрам. Одну ладонь его она прижала к своему венерину холмику. Без каких бы то ни было указаний он проник одним пальцем меж ее потайных губок. Она была уже влажна…