Бертрис Смолл - Рабыня страсти

Врач кивнул и поклонился господину.

— Все будет так, как ты хочешь, мой господин, — пообещал он. — Когда мы отплываем?

— Ты будешь готов через три дня, Хасдай?

— Да, мой господин, — последовал незамедлительный ответ.

— Завтра же на виллу Зейнаб прибудут десять сакалибов и будут оставаться там до вашего возвращения, — сказал калиф. — Они подчиняются только моим приказаниям. Мораима будет в полнейшей безопасности.

К тому времени, как Хасдай и Зейнаб были готовы к отплытию, личная гвардия калифа прочно обосновалась в доме. Аида была в восторге от того, что есть кому оценить ее стряпню, а малышка Мораима мгновенно покорила сердце капитана сакалибов. Абра же была предана ребенку всей душой. Зейнаб понимала, что дитя ее будет в безопасности и в хороших руках, покуда ее не будет. Она решила не вдаваться в излишние подробности и не объяснять дочери, что несколько месяцев мамы не будет дома. Да Мораима все равно бы не поняла. Она просто сказала, что мама уезжает, но вернется непременно. К ее глубочайшему огорчению, малютка не слишком была озабочена этой вестью.

— Ма вернется? — требовательно спросило дитя.

— Да! — в глазах Зейнаб стояли слезы.

— А Баба? Придет?

— Конечно, твой отец навестит тебя!

— Хорошо… — сказала Мораима и занялась Снежком.

— По-моему, ей нет никакого дела до того, что я покидаю ее! — рыдала Зейнаб на груди Хасдая. — Она похожа на мою мать! Такая же бессердечная!

— Да полно, ей же нет еще и двух! — терпеливо объяснял Хасдай. — Она не может вполне понять того, что ей предстоит, любовь моя. Но так будет даже лучше. Ведь не хотела же ты, чтобы она плакала, провожая тебя?

— Нет… — вынуждена была признать Зейнаб правоту Хасдая. — И вправду нет. Все, чего я хочу, — чтобы она была счастлива и в безопасности.

— Так оно и будет, — заверил ее Хасдай. Корабль, на борту которого они отчалили от берега Кордовы, был самым большим, который Зейнаб когда-либо приходилось видеть. У них с Хасдаем была большая просторная каюта на верхней палубе, на нижней же разместили сотню сакалибов. Даже у Омы была отдельная каюта неподалеку от покоев госпожи. Плавание по Гавдалквивиру было сродни увеселительной прогулке. Стояла поздняя весна, и все сады были в цвету, ветви, отягощенные розовыми, белыми и желтыми цветочными кистями, свешивались за изгороди. Даже поля уже зеленели.

На следующий день путешественники медленно проплывали мимо лугов, усыпанных цветущими анемонами, которые слегка покачивал бриз…

Они доплыли до Севильи ранним утром второго дня пути. Хасдай объяснил Зейнаб, что это типичный мавританский город с узкими извилистыми улочками, выбеленными домами с балконами, внутренними двориками, садиками и фонтанами повсюду. Он пообещал Зейнаб, что они сделают здесь остановку на обратном пути из Ифрикии.

— Зачем тебе понадобилось в Алькасабу Малику? — спрашивала Ома госпожу, когда они вдвоем сидели на палубе, дыша свежим воздухом. — Ты надеешься увидеть господина Карима?

— Нет, — отвечала Зейнаб. — Карим теперь женатый человек. К чему мне с ним встречаться? Но, возможно, нам удастся разыскать твоего Аллаэддина, моя Ома. Разве ты не хочешь выйти замуж, народить деток? Моя жизнь, хоть и спокойная, но.., ты сама понимаешь. У меня больше не будет детей. Хасдай их не желает. Я должна смириться — но ты, ты, моя Ома!.. Ты моя, и в моей власти дать тебе свободу, и я желаю тебе счастья. Что бы я делала все эти годы без тебя, моей утешительницы? Позволь мне дать тебе свободу, Ома, — я хочу видеть тебя счастливой, хочу, чтобы ты стала женою Аллаэддина-бен-Омара! Я дам за тобою богатое приданое. Самое время для тебя зажить собственной жизнью!

— Я не знаю… — отвечала Ома. — Аллаэддин и я пробыли в разлуке несколько лет, госпожа… Может, он давно женат, а второй женой ему я ни за что не стану! Кстати, не уверена, что все еще люблю его, этого чернобородого пирата… А кто станет приглядывать за тобой, хотела бы я знать? Ты никогда не держала много женской прислуги. Нас было только двое.., ну, еще Наджа и Аида. Те женщины, что убирают дом, практически невидимы… Разве не были мы счастливы?

— Я не к чему тебя не принуждаю, — сказала Зейнаб. — Но давай-ка сперва отыщем Аллаэддина-бен-Омара, а тогда будет видно, что ты чувствуешь к нему, моя Ома… Это будет нетрудно. Алькасаба Малика — невеликий город. Ну, а если ты решишь не идти за него, мы вместе вернемся в Аль-Андалус, и там я дам тебе свободу. Ты можешь тогда остаться со мною, но я буду платить тебе за твою службу, как сейчас плачу Абре. Иначе, подумай, что станется с тобою, если со мной случится беда? Ома, я хочу, чтобы ты была свободна и в безопасности. Ты ведь моя подруга, и твоя преданность столь много для меня значит…

Лежа ночью подле Хасдая и вдыхая усыпляющий запах моря, Зейнаб размышляла: искренна ли была она с Омой? Что будет, если она вновь увидит Карима? Возродится ли ее любовь? Или чувство навек умерло в ее сердце, когда он отдавал ее калифу? ..Нет, ничего не умерло, вопреки их обоюдным надеждам… Конечно, теперь он женат, и, возможно, у него есть сын, а может, и двое… А она.., она мать младшей дочери калифа, хоть и не принадлежит ему более… Она с грустью вздохнула. Она не была счастлива, хотя и не понимала, отчего. У нее было все, чего только может желать женщина: богатство, дитя, мужчина-защитник… Чего еще желать? И все же как грустно…

…Ах, зря она увязалась за Хасдаем! Она искренне полагала, что станет скучать, но лишь в пути она поняла, что вовсе не скука, а отсутствие счастья гонит ее прочь из дома.

Но ведь в Алькасабе Малике ее ничего не ждет, кроме невыносимо болезненных воспоминаний… А страсть без любви, как она давно обнаружила, — это очень горько… Но это она тщательно скрывала от Хасдая. Они не любили друг друга, хоть и стали добрыми друзьями, хоть и было им сладко в объятиях друг друга… Ему было бы больно, узнай он о глубине ее разочарования…

Наконец, однажды утром вдали показались два маяка, обозначающие вход в гавань Алькасабы Малики. Небо было безоблачным, а крики чаек, вьющихся над кораблем, были и торжествующими, и скорбными одновременно… Хасдай говорил, что город пришел в упадок после гибели правителя и его семьи, но Зейнаб показалось, что тут ровным счетом ничего не изменилось. Когда судно пришвартовали к причалу, капитан явился в каюту Хасдая, дабы лично объявить, что носилки уже поданы и он может отправляться во дворец князя.

— Подан также и оседланный конь на случай, если ваша светлость предпочтет ехать верхом, — вежливо добавил капитан.

— Но, возможно, женщинам небезопасно путешествовать по улицам в такой час? — спросил Хасдай.

— Я переговорил со слугою князя, прибывшим вместе с носилками, — отвечал капитан. — В городе спокойно, мой господин. Нет здесь ни повстанцев, ни возмутителей спокойствия. Просто жители все еще не оправились после гибели правителя и его домашних…